Марк Фрост - Пророчество Паладина. Негодяйка

Он сосредоточился на этом. Скорее чувство, чем звук. Единичный сигнал на экране радара. Но это было уже нечто. Потом он уловил это вторично. А когда попытался определить, что это такое, каким неясным ни было впечатление, понял, что «сигнал» приходит как будто с далеких гор. Немного, но, пожалуй, достаточно, чтобы пробился хрупкий росток надежды.

За Уиллом и Элизой Аджай шел рядом с Джерико и тихо, лихорадочно говорил:

– Знаете, тренер, мне пришло в голову в связи с нашим последним разговором, что в квантовой физике возникло направление, которое может иметь отношение к нам. Некоторые ученые высказывают мысль, что все Творение, вся известная и неизвестная вселенная может быть не более чем голограммой.

Джерико обдумал его слова.

– Думаю, мысль не более безумная, чем представление о том, что мир создан всемогущим камнем, плывущим в пустоте.

– Камнем?

– Камню не к чему было приложить свои силы, ему стало скучно, и вот однажды он вскрыл себе вены, его голубая кровь вытекла, создав воду и небо, и, прежде чем он спохватился, его тело стало мягким и округлым и превратилось в Землю.

– Да, конечно, – сказал Аджай, заглядывая в кладовые своей памяти. – Легенда о сотворении мира индейцев лакота.

Джерико с легким удивлением посмотрел на него:

– А есть ли что-нибудь, чего ты не помнишь?

– Если и есть, сейчас это бывает ненадолго, – почти виновато ответил Аджай.

Джерико посмотрел на безжизненные поддельные поля сухой травы и на выкрашенное пастельными красками небо.

– Если все это голограмма, кто ее придумал? Ведь кто-то должен был ее создать.

– Это фундаментальный вопрос о яйце и курице, сэр, – сказал Аджай, ведя рукой по траве. – Хотя на него пока нет ответа, если говорить о нашей версии «реальности». Однако у меня это вызывает еще более важный вопрос: если наш космос – конструкт, имитация, величайшая игра некоего не знающего границ, непостижимого космического сознания, что в таком случае мы? Незначительные пешки на чьей-то шахматной доске? Неясные фигуры в сне какого-то древнего божества?

– Почему это тебя так беспокоит?

Аджай поглядел обиженно:

– Потому что, если это правда, ни в нас, ни в чем вокруг нас нет смысла. И вообще имеет ли значение, что мы делаем?

Несколько мгновений Джерико думал.

– Имеет, для нас, – сказал он. – В данную минуту.

Аджай вопросительно посмотрел на него:

– Ведь если не имеет, то что?

– «Ничто» означает «все», – сказал Джерико. – Поэтому мы спокойно можем действовать так, словно наши поступки имеют значение.

– Я нахожу это… странно утешительным.

– Помнить факты – одно дело, – не слишком сурово сказал Джерико. – А знать их смысл – совсем другое.

– Знать – не значит понимать, – задумчиво сказал Аджай. – Да. И, кстати, существует тайная школа тибетской философии, которая считает, что истинное сознание вовсе не заключено в мозгу. Эти философы полагают, что сознание помещается совсем в другом месте – в животе.

Замыкавший цепочку Ник подошел ближе и услышал последние слова.

– Несомненно, – сказал он. – Некоторые мои лучшие мысли приходят из живота.

– Ты хочешь сказать, ты «чуешь нутром»? – спросил Аджай.

– Верно, чувак, так и есть.

– Это другой тип знания, – сказал Джерико.

– Угаданто! Так бывает, когда я очень голоден, но не знаю, с чего начать. Хочу я бургер, или крылышко, или, может быть, гавайскую пиццу с ананасом и канадским беконом, такую офигительную? И когда я никак не могу сделать выбор, его делает мой живот, который как будто точно знает, чего я хочу.

– Жуть, – сказал Джерико.

– Но вряд ли удивительно, – возразил Аджай.

– Кстати. Откуда канадцы берут свой бекон? Почему наш бекон всегда – комковатые прямоугольнички, а их – кольцами? У них круглые свиньи или что? Может, объяснишь, Аджай?

– Поищу для тебя, – пообещал Аджай.

– Это будет здорово, спасибо, – сказал Ник. – Но какая, однако, загадка, верно?

– Одна из самых больших загадок, – согласился Джерико.

Ник скрутил сальто в сторону от них, к тылу.

– Чуваки, здесь так жутко. Ни птиц, ни насекомых, ни звериных какашек. Словно в большом странном парке развлечений.

Джерико и Аджай переглянулись. Аджаю показалось, что Джерико вот-вот рассмеется.

– Меня он беспокоит, честно, – сказал Аджай.

– Почему?

Аджай понизил голос:

– Возможно ли, что побочным следствием всего этого станет его поглупение?

Джерико оглянулся на Ника:

– Я смотрю на это иначе.

– Как это?

– Возможно, его мозг обладает своего рода сверхмощью.

– Необычная концепция. Какого именно рода?

– Позволяет ему наслаждаться текущим моментом, – сказал Джерико, снова оглянувшись на Ника, который тренировался: подпрыгивал и выписывал разнообразные круги в воздухе. – Не дает ему слишком много думать. Помогает немедленно реагировать без вмешательства головы.

– И, учитывая его особые способности, – задумчиво добавил Аджай, – которые зависят почти исключительно от инстинкта, как бы странно он его ни определял, это, пожалуй…

– Чрезвычайно практично.

Уилл оглянулся. Над травой виднелись только их с Джерико головы, а ширина тропы едва позволяла идти, не задевая стебли по ее сторонам. Казалось крайне маловероятным, чтобы их здесь заметили.

Что было хорошо, ведь, посмотрев вперед, на реку и за нее, Уилл увидел, что пыль, поднятая армией, стала гораздо различимее, теперь он различал ее невооруженным глазом. И четко видел колонну, уходящую в обоих направлениях: она растянулась как будто бы на мили, и конца ей не было.

Уилл прикинул, что они идут уже около часа, когда впервые стала видна береговая линия озера. И, в точности как и говорил Аджай, первой показалась большая роща эвкалиптов. Они походили бы на деревья, которые Уилл видел в Южной Калифорнии, если бы не были вдвое выше и толще и расцвечены всеми цветами радуги и не только.

Стали лучше видны и животные на речном берегу справа от них, по большей части собранные в стада сообразно виду. Вокруг скакали небольшие группы полосатых кенгуру, которых Аджай заметил еще раньше. По отмелям бродили стада крупных, похожих на коров существ с длинными перекрученными рогами.

Уилл увидел, как мимо пронеслось большое стадо ярко-красных газелей с длинными гибкими мордами, как у муравьедов. По краю этого пространства бродили в поисках добычи стаи злобных геенообразных тварей на восьми паучьих лапах. В грязи у берега валялись ящерицы размером с шезлонг. Под поверхностью воды плыл косяк огромных существ, но Уилл не мог отчетливо рассмотреть их. От места этого «сбора» доносились разнообразные крики, вопли, призывы: словно настраивался гигантский оркестр.

– Львов не видно? – спросил Ник.