Лэйни Тейлор - Мечтатель Стрэндж [litres]

«Я уже замужем», – говорила она – и что им на это ответить? В каком-то смысле это правда, даже если муж освободил ее от клятвы, данной восемнадцать лет назад, когда она была еще юной девушкой. На то время ей исполнилось шестнадцать, а Эрил-Фейну – всего семнадцать. Каким же он был красавцем! Они были слишком молоды для брака, но это их не остановило. В тени Мезартима каждая минута казалась бесценной, и они просто не могли больше ждать.

О, эти воспоминания! Они поднимались из-под обломков, быстрые и достаточно острые, чтобы заколоть ее: воспоминания о том, как Азарин хотела его так сильно, что не представляла без него ночей. А вскоре наконец и не пришлось.

Их брачная ночь. Какими юными и нежными они были, какими нетерпеливыми, неутомимыми и пылкими. Пять ночей. Вот и все, что у них было: пять ночей восемнадцать лет назад. Вот и весь ее брак. И… то, что случилось после.

Азарин уронила вещи на пол и осмотрелась. Маленькие, душные и тихие, ее комнаты разительно отличались от Эльмуталет. Здесь была гостиная, спальня и небольшая кухня с туалетной комнатой. После того как Азарин обустроила фаранджей в ратуше, она зашла в гости к сестре, чтобы повидаться с семьей и поужинать. Она нуждалась в ду́ше, но это может подождать до утра. Женщина направилась прямиком к кровати. Где восемнадцать лет назад провела пять нетерпеливых, неутомимых, пылких ночей со своим прекрасным юным мужем, прежде чем боги забрали его.

Тишина давила со всех сторон. Азарин представила, что чувствует тень, вес и давление цитадели над собой. Это был вес и давление всего, что в ней произошло – и всего, что не произошло из-за нее.

Она не переодевалась, просто сняла ботинки и потянулась к рюкзаку – в маленький кармашек, вшитый специально для хранения ее самого заветного имущества.

Кольца из потускневшего серебра. Азарин надела его, как всегда делала по ночам, положила ладони под щеку и стала ждать, когда сон примет ее в свои объятия.

В миле, или где-то около того, на улице, выложенной лазуритом, прямо как в детских сказках старого злобного монаха, в доме куда менее роскошном, чем Ратуша торговцев, и куда более уютном, чем апартаменты Азарин, Лазло только готовился ко сну. Через час уже взойдет солнце. Он не собирался так засиживаться – но что он мог поделать?

Он же здесь!

– Есть только один способ отпраздновать конец такого путешествия, – сказала ему хозяйка, когда познакомилась с ним в Ратуше торговцев и забрала к себе домой. – Это едой, ванной, кроватью – и все это в любой очередности, какую предпочтешь.

Женщину звали Сухейла. Ее белые волосы были короткими, как у мужчины, а лицо представляло собой идеальный образец того, что можно быть красивым, не будучи красивым. Она излучала доброту и такую же жизненную энергию, как Эрил-Фейн, но без тени, нависшей над ним с приближением к Плачу. В ней чувствовалась серьезность, но не мрачная и не скучная. В уголках ее глазах образовались такие же морщинки от смеха, как у сына, только более глубокие. Женщина была низенькой и подвижной, одетой в красочную расшитую тунику, украшенную кисточками и собранную широким узорным поясом. Диски из кованого золота на ее висках соединялись тонкими цепочками на лбу.

– Вы здесь очень желанный гость, молодой человек, – сказала она с такой сердечной искренностью, что Лазло почувствовал себя так, будто вернулся домой.

«Дом» – об этом он знал не больше, чем о матерях. До сегодняшнего дня у него никогда не было дома. Что же насчет его предпочтений – это тоже было в новинку. Бери что дают – и будь благодарен. Как только этот посыл действительно укореняется, воображать, что твои предпочтения могут волновать других людей, кажется тщеславным.

– В любом порядке, который кажется логичным, – ответил он, хотя прозвучало это больше как вопрос.

– К черту логику! Можешь поесть в ванной, если хочешь. Ты это заслужил.

У Лазло никогда не было ванной, в которой ему хотелось бы засиживаться – купание в монастыре – это дрожь в тазике с колодезной водой, а в библиотеке – быстрый чуть теплый душ. И все же он понимал, что его грязь – непростительный изъян, и посему решил первым делом помыться. Так в возрасте двадцати лет он познал несравненное удовольствие от погружения в горячую воду.

Кто бы мог подумать!

Тем не менее от ужина в ванной он отказался – как и задерживаться в ней дольше, чем требовалось, чтобы помыться, – уж слишком ему хотелось продолжить разговор с Сухейлой. По дороге из ратуши она успела присоединиться к его довольно короткому списку фаворитов, наряду с Эрил-Фейном, Каликстой, Рузой и старым мастером Гирроккином. Но когда Лазло увидел, сколько еды ему наготовили, на поверхность поднялось его укоренившееся отречение. Женщина поставила на стол тарелки с маленькими жареными птичками, пирожными, сверкающими медом, кусочками мяса в ароматном соусе и свернувшимися ракообразными, насаженными на палочки. Там был салат из зерен и еще один – из зелени, блюдце с фруктами, полдюжины маленьких мисочек с разными пастами и еще полдюжины со специями, а калач оказался слишком крупным для стола, поэтому его повесили на крюк, приделанный специально для этой цели, чтобы человек мог просто потянуться и оторвать кусочек хлеба. Еще Лазло потчевали конфетами, пряностями, чаем, вином и… и всего этого было слишком много.

– Простите, что доставил вам столько хлопот, – сказал он, чем заработал строгий взгляд.

– Гости не хлопоты, – отрезала Сухейла. – Они – благословение. Вот когда тебе некому готовить – это грустно. Но худой юноша из Эльмуталет, которому явно не помешало бы поправиться, – это удовольствие.

Что еще он мог сделать, кроме как сказать «спасибо» и приступить к ужину?

Боже милостивый, он никогда не пробовал такой вкусной еды! А еще никогда так не наедался, никогда так долго не засиживался за столом, никогда столько не говорил и не чувствовал себя так комфортно с чужим человеком. Его знакомство с миром домов и матерей прошло чрезвычайно успешно, и хотя после первой прогулки по городу мечты Лазло думал, что теперь уже никогда не устанет, на самом деле он чувствовал себя изнеможенным, чего Сухейла не могла не заметить.

– Пойдем, – позвала она. – Я слишком долго тебя задерживала.

Ранее этим вечером он оставил свой дорожный рюкзак у двери.

– Нет-нет, давайте я! – поспешил вмешаться Лазло, когда женщина наклонилась, чтобы поднять его.

– Чепуха! – фыркнула она, и за эту долю секунды он успел увидеть, что у нее нет правой руки – только гладкое сужающееся запястье, хотя это нисколько не мешало ей поднять рюкзак и закинуть его на плечо. Лазло задумался, как же он мог не заметить этого раньше.

Сухейла показала ему на одну из зеленых дверей во дворе.