Брайан Стейвли - Клинки императора [litres с оптимизированной обложкой]

Он окинул затуманенным взглядом пространство вокруг, сделал несколько шагов по направлению к низкому карнизу, споткнулся, снова заставил себя выпрямиться. Там было что-то такое… что-то… гнездо! Оно было крупнее тех, что он видел прежде, гораздо крупнее, хотя сочетание камня и затвердевшей слюны было тем же самым. С резью в животе, трясущимися руками, кружащейся головой он шагнул вперед, швырнул факел на голые камни и упал на колени возле него. «Прошу тебя, Хал!» – взмолился он мысленно; по крайней мере взмолилась та часть его существа, которая еще могла думать: «Может быть, еще не все потеряно».

Он пошарил вслепую внутри гнезда, почувствовал под руками твердую скорлупу яйца – огромного яйца! – вытащил его наружу и уставился на него. В отличие от остальных порождений сларнов, оно было черным – черным как смоль и величиной почти с его голову.

– Что за… – пробормотал Валин, сжимая его обеими руками, как умирающий с голоду человек мог бы сжимать кусок гнилого мяса. – Оно ведь должно быть белым…

Может быть, это не сларново яйцо? Стены каверны словно бы сжимались и разжимались вокруг него, в ушах не смолкал хриплый гул. Откуда-то из другого мира – другой жизни, в которой он жил под солнцем и его тело повиновалось ему, жизни, в которой другие люди заботились о нем, пытались ему помочь, – в его голову проник голос Блохи: «Когда у тебя есть только один путь, ты можешь либо плакать и стенать, либо вытаскивать клинок и лезть в драку».

– Ну ладно, Хал, – прорычал Валин, с трудом вытаскивая поясной нож из ножен и погружая его в скорлупу. Яичный белок брызнул между его пальцами во все стороны – тоже угольно-черный, воняющий камнем и желчью. – Похоже, нам с тобой пора выпить на брудершафт.

Он поднял скорлупу над головой, держа обеими руками, словно чашу, затем поднес к губам и наклонил. Его горло перехватило сразу же, как только он сделал первый глоток скользкой, вонючей субстанции – набрал в рот, проглотил и набрал еще, наклоняя скорлупу все больше, пока черная струйка не потекла вниз по его подбородку, по груди его рубашки, одновременно стекая ему в глотку и наполняя желудок масляной тяжестью. Он помедлил, хватая воздух и яростно подавляя позывы к рвоте, желание вывернуть свои кишки на каменный пол, затем снова заставил себя поднести яйцо к губам, бесконтрольно всхлипывая, глотая и давясь, чувствуя в глотке густую, словно пюре, слизь.

Когда в скорлупе ничего не осталось, он рухнул навзничь, привалившись головой к гнезду. Сердце норовило выпрыгнуть из грудной клетки, кожа горела, мозг превратился в ослепительный сгусток боли. Его уши наполнил долгий, непрерывный стон – ужасный, надрывный звук. Валин попытался отгородиться от него, но потом понял, что этот звук издает он сам. Он свернулся в клубок, прижав колени к груди; его желудок вздымался и ходил ходуном. Это смерть, понял он. Вот она какая, смерть. Он плотно закрыл глаза и стал ждать, желая, чтобы она пришла поскорее.

Спустя какое-то время – он не знал, сколько времени прошло, – Валин понял, что стонов больше не слышно. Он подвинулся назад, оперся спиной о стену, потом поднес к лицу руку, всю в черных пятнах от остатков сларнова яйца. Факел он выронил – тот лежал на холодном камне в нескольких шагах от него и все еще горел. Он попытался вспомнить, что говорила Шалиль перед тем, как послать их в Дыру, вычислить, как долго он блуждал в темноте до того, как нашел яйцо. Боль по-прежнему грызла его предплечье, но это была чистая, яркая боль обычной раны; не болезненное грызущее жжение, как прежде. Он осторожно попробовал вдохнуть, потом вдохнул глубже. Сердце, похоже, немного успокоилось. Он еще раз посмотрел на свою руку, вымазанную черным и липким. Жидкий свет факела плясал, отбрасывая колышущиеся, загадочные тени от его вытянутой руки и пальцев. Свет двигался, однако рука была твердой. Кажется, впервые за всю свою жизнь он улыбнулся.

– Хал, – произнес он, обращаясь к теням, заполняющим зал. – Если ты слышишь меня… за мной должок.

И тут, как если бы тьма действительно услышала его, пещера наполнилась ревом.

Спотыкаясь, Валин вскочил на ноги, схватил быстро догорающий факел и вытащил короткий клинок из ножен. Это был не тот звук, который издавали сларны – по крайней мере те сларны, с которыми ему довелось встречаться. Ничто не могло издавать такой звук! Рев раздался снова – кошмарный, заполняющий все пространство вопль ярости голодного зверя, отражающийся эхом от холодных каменных стен, переполняя мозг, вибрируя в стенках черепа. С трудом заставив себя подняться на ноги, Валин нырнул в ближайший проход, находившийся в десятке шагов от него. Снова рев, ближе. Валин рискнул взглянуть через плечо… в пещере, которую он только что оставил, скудный свет факела высветил монстра, сотканного из кровавой тьмы ужаснейшего кошмара: чешуя, когти, клыки – все черное, словно вороненая сталь; дюжина чудовищных суставов, сгибающихся и поворачивающихся в по-лумраке… А размер! По сравнению с этим сларны, с которыми он сражался в верхних туннелях, казались щенками.

«Король», – понял Валин. Ужас сковал его внутренности. Подземная река притащила его прямиком в логово короля сларнов, Кент его кляни! Не раздумывая, он повернулся спиной к устью прохода, молясь всем богам, чтобы оно оказалось слишком узким для чудовищной твари, и опрометью ринулся в глубь лабиринта.

К тому времени, когда пламя факела затрепетало, качнулось и погасло, Валин уже знал, что находится близко к поверхности. Он карабкался, как ему казалось, много часов, стараясь в любой ситуации, когда у него был выбор, идти путем, ведущим вверх. Кроме того, изменился запах – в воздухе была едва уловимая терпкость, привкус морской соли. Спускаясь, Валин не замечал этого, но теперь, приближаясь к солнцу, небу и свободе, он то и дело высовывал язык, пробуя воздух на вкус.

Когда факел потух, Валина опять охватила темнота – то самое, чего он больше всего боялся. Однако, к его удивлению, абсолютный мрак больше не казался таким уж устрашающим. Это уже не была бесконечная пустота, в которой он был обречен блуждать без конца – темнота скорее ощущалась как одеяло, уютное, мягкое и знакомое. Валин помедлил, пытаясь собраться с чувствами, и обнаружил, что может ощущать мельчайшие движения в застоявшемся воздухе, отголоски самых легчайших дуновений, словно воспоминания о приснившемся ветре, щекочущем волоски на его шее и руках. Пробираясь дальше вдоль прохода, он понял, что может также предвидеть боковые ответвления, почти что видеть их в своем сознании – невидимые туннели сквозняков, уползающие в темноту.

– Останься здесь еще чуть-чуть и в конце концов тебе начнет здесь нравиться, – пробормотал он сам себе.