Кшиштоф Пискорский - Тенеграф [litres, edited]

Я изо всех сил ткнул рапирой в стену.

Ее острие вошло в укорот, который я там открыл. А потом выстрелило из черного пятна по другую сторону комнаты, между книгами, стоящими на полке, чуть повыше плеча Черного.

Острие рапиры вошло над ключицей убийцы и уткнулось в лопатку, чуть выгнувшись, скрежеща по кости. Сквозь укорот я заметил, как охотник вытаращил глаза от боли.

Князь воспользовался моментом. Грохнул врага кулаком в нос, добавил в солнечное сплетение и оттолкнул плечом.

Я выдернул острие. Оно дымилось, поскольку укорот я открывал поспешно и пришлось вести его сквозь глубокую тенесторонность.

Тем временем Князь вырвал из-за пояса свой кинжал.

— Нет! — крикнул я и сорвался с места.

Прежде чем враг пришел в себя, я налетел на него, выкрутил ему за спину руку и насадил его на рапиру.

И сделал нечто, что удивило даже меня самого, не говоря уже о Князе, который даже вскрикнул от неожиданности.

Держа перед собой надетого на клинок убийцу, я шагнул к окну и свободной рукой сорвал штору.

Оранжевый свет залил комнату.

На красном ковре наши тени соединились.

Сперва я почувствовал пронизывающую боль в плече и животе, словно кто-то проткнул меня клинком с ледяными крючками и теперь пилил меня им то в одну, то в другую сторону. Как будто кипящая смола разлилась внутри.

Потом, сквозь пульсирующую завесу боли, начали просачиваться мысли, слова, образы.

Ненависть к фехтовальщику, который выскочил из укорота в мастерской Хасима. Ко мне. Чувство важности миссии. Радость от удачной охоты; от того, что самый сильный человек Серивы погиб от моей руки. Рана неразделенной любви. Женское лицо, на которое накладывается лицо Иоранды.

Я проваливался все глубже.

Имя: Герт. Облизанные огнем поля Бруншвии. Ладонь отца, принимающего золото от анатозийского торговца людьми. Кричащее бородатое лицо, палицы, рвущая боль и слюна на шее. Годы тяжелых тренировок, сливающиеся воедино с тренировками Арахона. Золотые купола дворца калифа. Перепуганные глаза очередных правителей, которых я медленно раскраиваю кончиком ножа, глядя, как вытекает из них жидкость жизни.

Все это продолжалось слишком долго. Я знал, что не могу позволить, чтобы разум мой окончательно сплавился с разумом охотника.

Все еще в соединении, едва ощущая собственные конечности, я отпустил рукоять рапиры и вытащил дагу из-за моего-его пояса. Приложил ее к моей-его спине: был он передо мной, но одновременно я ощутил укол сзади.

Какая-то часть моего разума пыталась меня удержать, однако я лишь стиснул мои-его зубы, стиснула зубы даже тень, что было довольно странным впечатлением, поскольку у тени-то их не имелось. А потом я воткнул дагу в свою-его спину, вверх, к его-моему сердцу.

Тело прошили ледяные разряды. Соединение с разумом, бабочкой затрепетавшим в момент смерти, было выше моих сил.

В глазах потемнело.

Я потерял сознание.

Следующее, что я помню, это как на четвереньках посреди ковра я блюю, все еще чувствуя режущую боль.

Когда конвульсии прекратились, я посмотрел под окно, где моя жертва лежала, выгнутая, словно кукла.

Я убил себя. Я себя ненавидел.

Я тряхнул головой, прогоняя это чувство, и поднял взгляд — лишь для того, чтобы увидеть ствол, нацеленный мне в лоб.

— Как твое имя? — спросил Черный.

— Успокойся, я ведь…

— Как твое имя?! Я считаю до десяти, а потом пущу пулю тебе в лоб.

— Мое имя… Арахон… Каранза Мартинез И’Грената И’Барратора.

— Где ты родился?

— Саранха.

— Что ты делал в шестьсот двадцать шестом году в месяц дождей?

— Сражался на фронте. В Бруншвии.

— Битва под Риазано. Где ты стоял?

— Проводил время в тылу, играя в карты с его величеством королем, — скривился я, но пистолет все так же целился в меня, поэтому пришлось быстро добавить: — Левый фланг, отряд герцога Монтенаро.

— Какая у тебя цель? Что ты хочешь сделать?

— Добраться до сукина сына, который убил Д’Ларно и похитил Иоранду.

Князь вздохнул. Спрятал оружие и протянул мне руку.

— Ты безумец, — произнес он. — Потерять часть души, впустить в себя такого мерзавца, такого убийцу! И для чего?

— Потому что он ничего не сказал бы, даже под пыткой. А мне надоело, что враг постоянно на шаг впереди, что всякий раз он нас опережает. Нам нужно поторопиться.

— Ты не боялся? Как ты себя чувствуешь? Много его… осталось?

Я пожал плечами, словно все это было не так уж серьезно. Надеялся, что ослабленный болью, умирающий разум не станет сопротивляться. Я надеялся вырвать у него тайну без особых усилий. Однако память убийцы, заполнившая меня, была живой и отчетливой, словно город в солнечный день. Я сохранил свою целостность только потому, что между им и мною был еще один посредник — новое тело, которое было не до конца человеком. Однако я помнил о своей цели и о том, что произошло недавно. Кажется, он заполнил меня не слишком глубоко.

По крайней мере, я на это надеялся.

— У тебя хотя бы есть то, ради чего ты с ним соединялся? — спросил Князь, пряча шпагу.

Это был хороший вопрос, но ответить уверенно я не мог.

Когда пытался вспомнить, что, например, я делал три дня назад, перед глазами моими вставали мои воспоминания — так мне казалось — но прослоенные смазанными, невыразительными воспоминаниями охотника. Когда же я старался думать лишь о нем и о его жизни, видения делались отчетливей, но одновременно были все менее осмысленными, неупорядоченными — словно образы, мелькающие под веками умирающего.

Я знал, что убийцу зовут Герт Шушнигг и что с детства его тренировали в Анатозии. Когда он получил свободу, то жил и работал в Коппендаме вместе со своей партнершей, закончившей ту же самую школу убийц. Из почти тридцати детей к концу обучения выжили лишь они вдвоем. Женщину звали Хенсе. Она никогда так и не отдалась ему, на что он втайне рассчитывал.

Из Коппендама они прибыли, вызванные таинственным письмом и задатком, а также обещанием куда больших денег, положения и титулов.

Потом память помутилась.

Единственное, что я помнил отчетливо, это ощущение ужасного разочарования, которое появилось, когда я смотрел на Сериву с террас Замкового холма, зная, что где-то там находится моя цель. На расстоянии взгляда, но скрытая.

Был также отвратительно яркий свет и чувство страха. Некое странное лицо, горящее, словно солнце. И еще одно, на этот раз вполне знакомое. Детрано. Его приказы, подписанные уверенным росчерком пера. Наставления. Толстые пакеты с информацией, которые он получал от своих соглядатаев и передавал Герту-мне.

Я рассказал обо всем этом Черному.

Однако не сообщил ему о второй причине, которая подтолкнула меня на соединение с Гертом. Я хотел знать, как можно манипулировать тенепространством так быстро и так легко. Каким образом перемещаться между светлым и темным мирами, будто рыба между течениями в одной и той же реке.