Кшиштоф Пискорский - Тенеграф [litres, edited]

В этом не было ничего хорошего. Если я хотел довести все до конца, то не мог совершать те же ошибки, что и Арахон. Мне нужно быть, скорее, похожим на Легион. Впрочем, после стольких соединений я и стал немного на нее похож. Был я одновременно Арахоном, Ирахоном, Кальхирой, Гертом…

Размышления мои прервал голос Легион.

— Мы не можем рисковать с Детрано. Может, ты и прав. Возможно, граф донесет на нас правителю при первой же возможности. Ставка слишком высока. Все, что случилось в этой части мира в последние тридцать лет, это едва лишь ход пешки в куда большей партии. Отчего, по-твоему, разгорелась двадцатилетняя война? Кто провоцировал города Севера и натравливал их друг против друга? Откуда в купеческие дома Бруншвии и Хольбранвии текли реки золота, приведшие к тому, что они небывало усилились и разрослись? Получили влияние на своих правителей и направили их против Серивы?

— Но ведь…

Она не дала мне себя перебить.

— А что случилось во время войны, когда ваше внимание было приковано к полям Севера?

— Мы потеряли колонии, — ответил я. — Серива потеряла Трибург, Бруншвия — Сомганику.

— А Эбеновая Госпожа расширила свой доминион.

Все начинало складываться в яркий, пугающий образ. Лишь одно оставалось неясно.

— Но кому служишь ты? — спросил я. — Какой интерес у Патры?

— Патра — почти ничто для мира. Маленький остров, который кроме оливковых рощ может похвастаться лишь несокрушимыми крепостями и свободолюбивым народом. У нас живы древние обычаи времен еще до империи Анатозии, до Ребер. Мы выстояли на протяжении веков благодаря торговым путям между Севером и Югом, Востоком и Западом. Благодаря тому, что Саргассово море ничье, хотя за него сражаются разные силы. Но все же…

Она замолчала, глядя мне в глаза. Я видел, что она колеблется. Не хотела рассказывать мне все.

Я выдавил самую невинную улыбку, на какую только был способен.

— …но все же наш маленький народ отыскал себе сильного союзника, — закончила она. — К тому же, закадычного врага Эбеновой Госпожи.

— Давай-ка я догадаюсь, — подхватил я. — Всетень?

Мне удалось застать ее врасплох.

— Откуда ты знаешь?

— Ты забываешь, что я и сам был темным существом.

— Тогда ты понимаешь, что Всетени не по дороге с Эбеновой Госпожой. Его беспокоит рост ее силы в обоих мирах, поэтому он уже какое-то время перебрасывает под оба Ребра своих агентов — добровольных и невольных. Благодаря этому он первым догадался, что между Серивой и Каракумом строится укорот. А когда строительство закончится, Саргассово море станет принадлежать этой ведьме.

Воцарилась тишина. Корпус корабля поскрипывал, канаты трещали. В порту перекрикивалась пьяная матросня, а чайки передразнивали их с мачт, и нигде в окрестностях не было парня с пращой, который бы их прогнал, чтобы они случайно не бросили на кого-то свою тень.

У меня голова кружилась примерно так же, как у тех моряков. Империя, заговоры, полубоги. Слишком много для простого учителя фехтования с улицы Аламинхо. Месть — это одно дело, однако когда я представлял себе ибрийских солдат на улицах Серивы…

— Мы должны остановить Герменеза, — сказал я. — Убить его.

Легион кивнула.

Мысленно я уже прикидывал различные сценарии. Прокрасться во дворец ночью и убить правителя? Невозможно. Я знал, что его форму не удастся уничтожить ни одним тайным ударом. Учитывая все, о чем рассказала Легион, придется сражаться долго, одновременно на светлой стороне и в тенепространстве, чтобы снова разделить конструкт на составляющие. Чтобы в этот мир вернулось его смертное тело. А ведь по первому призыву короля уже через несколько минут прибудет солнечная стража. Может, мне нужно искать сторонников в тех родах, что противостоят правителю, и среди оставшихся в живых инквизиторов, открыть им правду, а потом в открытую напасть на дворец? Увы, столь сложный заговор не имел шансов на успех.

Я рассматривал также и вариант диверсии, которая оттянула бы дворцовый гарнизон в город — какие-нибудь беспорядки, что-то вроде столкновений пергаментников и антиформалистов. У меня было несколько учеников, которые могли бы в этом помочь. Однако физическое расстояние не было проблемой для солнечной стражи, в число которой входили и тенемастера. Когда они получат вызов из дворца, прибудут в тот же миг.

Как видно, Легион раздумывала над тем же. Она глубоко вздохнула и в одной короткой фразе сформулировала, что нам следует сделать. Я застыл от неожиданности, но не мог не согласиться с ней.

Другого пути я не видел.

— Ты ведь наверняка понимаешь, что это означает? — сказала она. — Какую цену придется заплатить?

Я кивнул. То, о чем мы так легко говорили, распахивало перед Серивой двери в мрачное и неустойчивое будущее.

— Вопрос не стоит, делать это или нет, — сказал я. — Но вот что я скажу: двое могут не справиться.

— У нас есть кое-что, что должно помочь. Всетень предвидел, что может дойти до этого. И соответственно нас экипировал.

Я криво улыбнулся и ответил:

— Ничего странного. Если нам это удастся, ему это будет только на руку.

— Что с того, если он этим воспользуется? Для нас, для нашей страны и твоего города, — это единственный выход. Даже если мы потом погибнем, сражаясь с Герменезом, мы спутаем планы Эбеновой Госпожи на много лет.

— Все не так просто. Если только правитель поймет, что мы делаем, он бросит против нас все силы. Всех тенемастеров, всех гвардейцев. У нас нет шансов.

— Разве что их что-то отвлечет. Отдалит от дворца.

Я начал прикидывать, сколько человек я мог бы привлечь к нашему делу. И не сразу заметил, что Легион снисходительно улыбается.

— Слушаю, — сказал я ей. — Давай, удиви меня.

— Наш способ переключить внимание всех солдат в городе… здесь, — ответила она, открывая малый укорот на столе, в тени пузатого кувшина.

Что-то материализовалось по ту сторону.

— Ты решишь, что у нас нет сердца, — сказала она. — Оно у нас есть. Но мы также знаем, что нам следует использовать любое преимущество, если мы хотим победить творение Эбеновой Госпожи. Поэтому взгляни и хорошенько подумай. Тебе нужно только сказать «да».

Я заглянул. Меня прошила дрожь.

Теперь-то я уже знал, что где-то по пути к этому мгновению я потерял себя. Если бы я оставался Арахоном, если бы не соединение с такими людьми, как Герт и Кальхира, для которых миссия была важнее человеческой жизни, то я наверняка сказал бы «нет».

Но Арахон И’Барратора был мертв, погубленный своей наивностью и идеалами. Я занял его место, желая лишь одного: смерти светящейся мерзости, из-за которой погибло столько моих друзей.

Я смотрел в тенеукорот, по ту сторону которого, во мраке, влажности и духоте, клацали слюнявые челюсти, где шишковатые руки царапали тела, изможденные голодом и ненавистью к жизни.