Мэтт Рафф - Страна Лавкрафта

Делла поднялась на крыльцо, к ней подбежал спущенный с цепи мастиф.

– Это я, – сказала она, грубо схватила пса за шкирку и оттащила в сторону. Тот отошел в угол и уселся, однако навострил уши и, утробно рыча, неотрывно следил за Аттикусом.

Мастеровой сидел на табурете, прислоненном к столбу в центре помещения. Рядом на верстаке лежала недавно заточенная коса, стояла высокая кружка с чем-то пенным, а на поле, вырезанном в столешнице, были разложены камушки, похожие на шашки.

– Все спокойно? – спросила его Делла, и тот кивнул, пристально разглядывая Аттикуса.

Люк оказался под сундуком в дальнем углу мастерской. Делла открыла его. Аттикус уставился в черный провал, куда уходила крутая деревянная лестница.

– Так, значит, там вы держите моего отца? – Он окинул взглядом обоих поселян.

– Нам приказали, – ответила Делла без тени стыда или раскаяния, затем сняла со стены лампу и подала Аттикусу. – Возьми, пригодится.

– А вы разве не пойдете?

– Он меня недолюбливает, – сказала Делла. – Начинает кидаться всем, что под руку попадет.

– Что ж, и правильно.

Аттикус спустился в подвал. Там, как и в амбаре, было прохладно и сухо, хотя воздух отдавал затхлостью. Лампа выхватывала из темноты деревянные стеллажи, на которых поблескивали длинные шеренги банок с всякого рода соленьями, и разнообразный мусор: колесо без спицы, киянка с отломанной ручкой и прочая, и прочая.

– Пап? – позвал Аттикус.

В дальнем углу подвала что-то зашевелилось.

Аттикус пошел на звук, и под ноги начал попадаться мусор другого рода: засохшие брызги каши, расплющенный огрызок, битое стекло. Вспомнилось: «Начинает кидаться всем, что под руку попадет».

Еще несколько шагов, и показался грубо сколоченный топчан. На матрасе, накинув покрывало на плечи, кто-то сидел. Блеснул металл: левая щиколотка была закована в цепь, которая тянулась к кольцу в стене.

– Пап?

Человек поднял покрасневшие глаза, прикрыл их рукой от света. На ладони виднелись застарелые шрамы. Аттикус поднес лампу к себе, чтобы подсветить лицо.

– Пап, это я.

В глазах отца медленно появилось узнавание, но почти сразу же его сменило другое, до боли знакомое выражение: разочарование вперемешку с отвращением. Аттикус невольно почувствовал, как на него в ответ, будто тошнота, накатывает омерзение.

– Что, прямо так, пап? Серьезно?!

– Двадцать два года, – сказал Монтроуз Тернер. – Двадцать два года ты мне во всем перечишь. И вот единственный раз, когда я не хочу, чтобы ты слушался меня… Что на тебя нашло?

– Хочешь поговорить о годах? Ладно. Сколько лет мама просила тебя бросить эту затею? Почему ты не послушал ее?

Монтроуз, скидывая покрывало, вскочил.

– Мать вспомнил, да? Ну давай, подходи, поговорим!

– Я сюда не драться пришел. – Аттикус посмотрел на цепь, потом снова на отца. – Как ты себя чувствуешь?

– Я в порядке, – огрызнулся Монтроуз, не желая успокаиваться. – Зачем ты вообще сюда приперся?

– Потому что ты позвал. Вот что бы тебе меня не дождаться? Послал письмо, а сам…

Монтроуз снова прикрыл лицо рукой, но не от света, а от вопроса, и отвернулся.

– Это все тот парень. Калеб, – сказал он через мгновение. – Совсем мне голову заморочил.

– То есть загипнотизировал?

– Нет!.. Не знаю, как объяснить. Я сразу понял, что верить ему нельзя, не дурак же я, в самом деле. Стало быть, убеждаю себя, раз я знаю, что это обман, значит, я на шаг впереди. Ну, думаю, буду подыгрывать, пока не докопаюсь до правды… Должен же я был до нее докопаться! Не для себя. Для Доры. Для тебя, в конце концов… В общем, он предложил мне проехаться с ним досюда, и я сказал: «Конечно, давай». – Отец, нахмурясь, посмотрел на цепь. – Конечно, давай. Ага.

– А потом? Он что, привез тебя и запер здесь?

– Нет, это уже папаша. Сперва меня привели в дом. На несколько часов. Дольше они меня дурачить не смогли, да и старик не такой хороший лжец, как его щенок. Или, может, ему просто не хотелось терпеть меня под своей крышей. В общем, как только я с ним увиделся, морок, или как там его, спал. Ну, я и разбушевался. – Монтроуз натянуто улыбнулся, впрочем, улыбка быстро пропала. – В итоге меня отдали крестьянам… Какой сегодня день?

Аттикус задумался.

– Понедельник. Вечер. Ты пропал восемь дней назад.

– Восемь дней? Всего-то?

– Я выехал, как только получил письмо.

Монтроуз покачал головой.

– Да уж. А я думал, месяц еще будешь собираться, а то и вовсе рукой махнешь. Даже молился, чтобы так и было… Двадцать два года, – снова с отвращением процедил он.

– Да-да, это я уже понял. Напомни, после договорим.

Аттикус поставил лампу на пол и тихонько покрался назад к лестнице.

Делла ждала, стоя над люком. Она открыла было рот, чтобы что-то сказать, но Аттикус ударил ее киянкой в лоб. Глаза девушки сошлись в точку, и она мешком осела на пол. Аттикус тем временем обошел ее, уклонился от кинувшегося в его сторону мастифа и оглушил того киянкой.

Следом вскочил мастеровой, расплескав пиво, поставил кружку и схватил косу. Аттикус отшвырнул киянку и взял стоявшую у стены лопату. Отбив штыком лезвие косы, он ткнул мужчину рукоятью в шею. Мастеровой закашлялся, Аттикус схватил его за волосы, ударил об верстак и, пока тот не пришел в себя, протащил к люку и спустил с лестницы.

Мастиф силился встать, но лапы не слушались. Аттикус ударил его лопатой, потом еще, еще – наконец, тот затих. Аттикус замер, унимая дыхание, и прислушался к звукам снаружи. Где-то залаяла собака, но ближе не подходила и вскоре замолчала.

Аттикус снял у Деллы с пояса кольцо с ключами и нашел болторез.

Мастеровой лежал без сознания у нижней ступеньки. Аттикус перешагнул через него, вернулся к отцу, отдал ему ключи и инструмент. Затем оттащил кузнеца от лестницы и прислонил к полке с банками. Поднялся наверх, взвалил Деллу на спину, спустил и усадил рядом. Монтроуз тем временем уже высвободился. Он подошел, держа в руках лампу, и посветил на своих тюремщиков.

– Следующие двое – мои.

– Да хоть все пятьдесят. А если мы поскорее отсюда не выберемся, то и больше.

– Ты на машине? – спросил Монтроуз.

– Да, на «Вуди».

– Что, и Джордж здесь?

– Вообще-то родне на тебя не плевать. Так что смирись.

Вдвоем они скинули в люк мастифа, опустили крышку и задвинули сундук на место. Задув все светильники, вышли через главную дверь и, прислушиваясь, стали ждать.

– Где Джордж? – прошептал Монтроуз.

– Надеюсь, уже пробрался к машине.

– Надеешься?

– Помолчи. – Аттикус вскинул руку. – Слышишь?

Среди домов к ним ехал автомобиль. Аттикус выглянул из-за крыльца, и его ослепил дальний свет фар.

Вот только это был не «паккард», а «даймлер». Аттикус все не мог поверить своим глазам, а серебристый автомобиль тем временем остановился перед мастерской. Из водительского окна выглянула Летиша.