Мэтт Рафф - Страна Лавкрафта

– Я не вру! Я поговорю с мамой. Я все…

Затем он закашлялся. Посетитель с сигарой отошел от стойки и, окутанный едким сигарным запахом, двинулся к их столику.

– Ну что? – спросил он.

– Простите, капитан Ланкастер, – сказал Ноубл, – боюсь, Хорас не хочет сотрудничать с нами.

– Он думает, что может нас одурачить, – сказал Берк. – Пообещает помочь, мы его отпустим, а он побежит домой и расскажет все мамочке с папочкой.

– Хорошо, тогда поступим по-другому, – сказал капитан Ланкастер.

Он затянулся сигарой, ее кончик полыхнул. У Хораса задергался глаз.

– Поднимите его.

Хораса подхватили под руки, рывком подняли с дивана и перенесли через столик. Он отбрыкивался и пытался кричать, но в легких не хватало воздуха. А когда его поставили на пол, оказалось, что крики не помогут: официантка и все другие посетители куда-то испарились. Остались только Хорас, детективы, их капитан и пылающий кончик сигары.

Чтобы было труднее попасть, Хорас мотал головой из стороны в сторону, пока не поплохело, однако Ланкастер не собирался выжигать ему глаза. Правой рукой он вытащил сигару изо рта и смачно плюнул на левую ладонь. Потом снова вставил сигару в зубы, сложил ладони и начал быстро-быстро их растирать. Увидев, что от ладоней пошел дымок, Хорас даже прекратил дергаться.

– Подержите ему голову, – сказал капитан.

Хорас снова попытался вырваться, но детектив Берк вцепился пальцами ему в затылок. Капитан положил свои горячие, измазанные слюной ладони ему на волосы и начал втирать, как будто хотел выжать из него всю удачу до капли.

Ночью ему опять приснились головы.

Этот сон преследовал его с детства. Когда Хорасу было семь лет, дядя взял его с собой на склад в городке Гэри, штат Индиана – по сути, свалку списанного промышленного оборудования. Хозяева типографии отправили его туда за подержанным печатным станком.

Пока дядя Монтроуз занимался делами, Хорас ходил между полок с запчастями. Крупные детали были разложены на полках и на полу, а более мелкие хранились в деревянных ящиках. Сами ящики тоже были подержанные, и на некоторых даже остались этикетки. Разглядывая все это, Хорас придумал рассказ про продуктовый магазин для роботов, где продают салат из вентиляторных лопастей и груши в виде лампочек.

Под нижней полкой он заметил ящик с полустертой этикеткой «Негритянские головы из Джорджии». Ниже был нарисован мультяшный веснушчатый негритенок с большими передними зубами и в широкополой соломенной шляпе. Часть этикетки, где изображалось туловище, кто-то оторвал – видно, посчитав, что так забавнее.

Белый мужчина, рывшийся на том же стеллаже, увидел, что Хорас разглядывает ящик.

– Это арбузы, – подсказал мужчина. – Маленькие, прямо как твоя голова. Шкурка у них темная, и какой-то пушок у стебля, потому их называют «негритянскими головами». Еще у них семечки съедобные.

По дороге домой Хорас заснул в машине. Ему снилось, что он в овощном отделе крупного супермаркета и в зале стоит аккуратная пирамида из черных голов.

Сами по себе они не страшные. Не отрубленные, не оторванные – нет. Просто у них нет тел. А еще они живые и никакого дискомфорта вроде бы не испытывают. Некоторые спят, остальные зевают. Странно другое: покупателям нет до этого ровным счетом никакого дела. Они толкают тележки мимо, даже не оглядываясь, а если и смотрят, то с полным безразличием, как на обыкновенные арбузы. Хорасу хочется кричать, мол, смотрите, это же головы мальчиков, но он боится привлечь к себе внимание, как бы и с ним чего плохого не случилось.

Сон потом часто повторялся, особенно когда он о чем-то переживал. Иногда на горке появлялась и его собственная голова.

Сегодня голова Хораса была на месте, а из кучи на него глядели лица Невилла, Кертиса и Реджа, сына преподобного Оксбау.

Магазин уже закрылся. Посетители разошлись, свет почти везде выключен. Такого сна Хорас еще не видел. Он испуганно поглядывал в дальний конец магазина. Там, в темноте, что-то шевелилось и шуршало. Что бы это ни было, Хорас знал: лучше с этим не встречаться. Нужно бежать.

Однако, посмотрев в сторону выхода, он увидел, что дверей нет – только молочно-белые, будто затуманенные окна. Свет снаружи выхватывал два мужских силуэта – на парковке поджидали детективы Берк и Ноубл. Если он разобьет стекло, его тут же поймают.

Главное хорошенько разбежаться и не останавливаться, тогда они не успеют среагировать. Хорас уже приготовился стартовать, но зачем-то оглянулся на головы. Невилл, Кертис и Редж умоляюще смотрели на него. «Не уходи! Не бросай нас!» – словно говорили они.

А темное нечто все приближалась, цокая по проходу между стеллажами с фруктами. Хорас лихорадочно искал, во что бы сложить головы. На полке под прилавком с персиками он увидел плетеную корзинку. Захотел схватить, но она выскользнула. Он наклонился пониже, уперся щекой в прилавок и вслепую шарил рукой.

Лампы погасли совсем. Сверху что-то шевельнулось, и на плечо свалился перезрелый персик. Следом посыпалась вся куча, Хорас от отвращения закричал и стал отползать. Что-то надвигалось на него из темноты, и он прикрыл голову руками. Потом почувствовал, как ему на плечо что-то давит – на оба плеча. Чьи-то сильные руки сжали ему голову и начали откручивать. Голова, как спелый плод, легко отделилась от тела. Хорас закричал и проснулся.

Когда он вышел к завтраку, родители о чем-то ругались. Мама ни с того ни с сего решила поехать в Нью-Йорк к бабушке на выходные, а папа рассчитывал, что она подменит Виктора Франклина, который уехал в Филадельфию к сестре на свадьбу.

Обычно Хорас не вмешивался. Но раз мама собралась уехать из города в одиночку – а к этому все и шло, – нужно было предупредить, что ее ищет полиция.

Накануне он уже пытался все рассказать. Когда детективы отпустили его, он побежал прямиком домой. Макушка горела, как будто ладони капитана были вымазаны в какой-то кислоте, поэтому Хорас первым делом сунул голову под холодную воду. Жжение сошло, остался зуд, снять который не удавалось ни водой, ни мылом.

Жгло также горло и легкие. За вечер Хорас убедился, что при любой попытке рассказать маме или папе о встрече с полицейскими жжение усиливается. Всего два слова, и мальчика начинал душить кашель. Чем сильнее он хотел что-то рассказать, тем сильнее кашлял, как будто кот, подавившийся шерстью.

Хорас надеялся, что за ночь все пройдет. Вместо этого зуд перешел в новую стадию: теперь одной только мысли хватало, чтобы напал кашель.

– Почему именно я? Не понимаю. Что, Аттикуса нельзя попросить? – говорила мама.

– Аттикус сейчас в Мичигане, вернется только завтра утром. И, наверное, захочет выспаться.