Александр Прозоров - Бремя богов

Юный лесовик весь побледнел и часто закивал.

На самом деле Степан уже знал, что Вторуша и еще два паренька заразятся то ли дизентерией, то ли холерой, сильно попортив жизнь всему кочевью – но объяснять все это дикарям получилось бы слишком долго и сложно. Сослаться на дочерей голодного демона куда как проще. Где люди обычно «ловят» кишечную инфекцию, Степан знал, как миновать – тоже. Осталось лишь доступно сформулировать правильную рекомендацию.

– Ты, Луниной, полезешь за медом и сломаешь ногу, – колдун продолжил указывать пальцем по очереди на каждого из стоящих неподалеку лесовиков. – Ты, Сигеза… Если пойдете через восемь дней за черникой, то от волков из вас спасется только одна.

Пожилая женщина охнула и попятилась.

– А я? – спросила от костра молодая девушка.

– Ты не пойдешь, – прищурился на нее Золотарев. – И родишь только следующей осенью. Спроси про ребенка позднее, сейчас ты даже не тяжелая.

– Я даже не замужняя!

– У тебя еще есть время, успеешь.

– Скажи и мне что-нибудь, Старый, – появился из-под полога сонный Борода.

– Про тебя небесные духи ни разу не вспоминали, – пожал плечами колдун. – Вестимо, жизнь тебя ждет долгая, скучная и однообразная.

– Вот и славно, хвала небесам.

– А за кого я выйду замуж? – крикнула от кострища девчушка.

– Если назову имя вслух, можем спугнуть, – ответил Золотарев. – Но если хочешь, могу сделать приворот. Для надежности.

– А мне?! – тут же спросили с другой стороны.

– Не все сразу, – развел руками колдун и повернулся к остролицему охотнику. Демонстративно загнул один за другим пальцы, что-то шепотом подсчитывая: – Если ты, Песец, пойдешь в лес на двенадцатый день, включая сегодня, то у поросшего вьюнком ручья встретишь крупного голодного медведя. Дальше сам догадайся…

Золотарев подобрал топор и обрушил его на чурбак.

– Лучше бы полезное что-нибудь сказал, – неуверенно буркнул лесовик.

– Полезное? – не переставая работать, отозвался колдун. – Из полезного дождь через четыре дня начнется. За три дня весь выльется и наступит теплынь. Но всего дней на двадцать. Потом ударят заморозки. Так что готовьтесь. Зима будет снежная, но теплая. К стойбищу однажды выйдет шатун, но никто не умрет.

– Шатун? – недоверчиво хмыкнул Песец. – Так зима долгая. Всегда кто-нибудь приходит.

Однако через день кочевье огласил громкий крик новорожденного мальчишки – крупного, белобрысого и с двойной родинкой на плече. Это совпадение настолько поразило Соболя, что охотник назвал сына Камлаем, в честь предсказания, подарил шаману несколько шкурок куницы и попросил у него надежный оберег для сына.

Сразу после этого в чум колдуна одна за другой потянулись женщины, девушки и девочки – за амулетами, заговорами и приворотными зельями. Ласка тоже перебралась сюда – разложила на полу за очагом большущую кожу и стоя на коленях, старательно натирала ее шершавым гранитным валуном. Девушка утверждала, что в спальном доме пол слишком мягкий для работы – но скорее всего, ею овладела ревность. Дикарка решительно не желала оставлять мужа наедине с большегрудыми и широкобедрыми жеманными посетительницами.

Насколько хорошо помогали чары нового шамана по прозвищу Старый, понять сразу было трудно. Но когда в указанный колдуном день начался дождь и потом закончился в точности с его предсказанием – в даре чародея не сомневался более никто. Про камлание лесовики теперь даже не заикались. Зачем нужны бубны, пляски, дымы и отвары мухоморов, коли шаман общается с небесными духами легко и просто, словно болтает с соседями по кочевью? Ведь главное для любого народа – это покровительство небес, а вовсе не шум, дым и прыжки возле огня.

Спустя двенадцать дней Песец принес в чум свернутую медвежью шкуру и положил к ногам колдуна. В ответ на его удивленный взгляд ответил:

– Памятуя твои слова, Старый, на нынешний обход я позвал с собою брата и племянника. Кабы не они, задавил бы меня косолапый. Как есть задавил. За то тебе и поклон.

С тех пор остролицый охотник стал для нового шамана самым верным сторонником.

Прошла недолгая оттепель, ударили обещанные заморозки. За повседневной суетой почти незамеченным прошел очередной набег скифов.

Степняки числом в два десятка вышли к приготовленной родом куницы засеке – и увидели за нею злобного клыкастого великана. Разбойники стали метать стрелы, целясь в глаза монстра и даже видели много точных попаданий. Орк прикрывал лицо ладонью, злобно рычал и бросался в ответ камнями. Самыми настоящими – Золотарев, Борода и Луниной, невидимые за мороком, метали их пращами. Убить никого не убили – однако один из крупных голышей угодил степняку в лицо, еще пара врезались разным скифам по ребрам, да лошадей несколько раз зашибло, одна даже упала. После чего разбойники отступили – и ушли, даже не попытавшись разобрать засеку.

А через день крупный матерый волк за шкирку приволок Луниноя из леса и бросил на краю стойбища. Бедро охотника оказалось плотно примотано веревкой к двум толстым рябиновым веткам со следами свежего излома.

– Вот, за медом слазить попытался, – виновато признался лесовик. – А сук возле дупла возьми, да и обломись… От судьбы не уйдешь.

Вскоре наступила настоящая зима – земля затвердела от мороза, прикрылась снежным покрывалом, и лесовики наконец-то смогли достать свои сани и волокуши. Наступил главный сезон заготовки березняка. Ведь главный и неизменный вопрос любого зимовья – дрова. Единственный источник света и тепла в холодное время.

Это только летом можно откинуть на крыше чума дымовой клапан и впустить дневной свет, не боясь холода, а огонь разводить только тогда, когда готовишь еду – а то и вовсе выйти на улицу, к общему костру. Зимой – огонь должен гореть в очаге от рассвета до заката. Вот потому-то и отправлялись по первому снегу потомки ловкой куницы целыми семьями в дальний лес – вблизи все пригодное для костров давным-давно выбрали еще их отцы и деды. Грузили полные волокуши, тянули обратно к кочевью. На сани или волокушу, понятно, втрое, а то и вчетверо больше груза взять можно, нежели просто на спине утащишь. И даже пятилетний малыш приносит в общей упряжке заметную пользу.

Колдун и Ласка тоже каждый день уходили за сухостоем, возвращаясь сильно после полудня. Затем дикарка разводила огонь, грела обед – и неизменно бралась за выделку кожи.

Добрых три месяца, с самого первого дня их вступления в кочевье куницы, все свободное время она посвящала тому, что солила снятые с лошадей шкуры, мездрила, сушила, мяла, терла камнями, вымачивала в какой-то кисло-вонючей жиже, тянула, терла, мяла, сушила, снова вымачивала – на этот раз в черничном соке – и снова мяла, терла, тянула и сушила… В результате шкуры превратились в большущие мягкие замшевые полотнища нежно-голубого оттенка. И только в середине зимы дикарка наконец-то выкроила из одного куска нечто, похожее на пончо.