Джаспер Ффорде - Око Золтара

– Этой дорогой дракон возвращался в свое логово, – сказал Габби, когда мы ступили на каменные плиты, меж которых пыталась пробиваться зелень, и ускорили шаг. – В те времена, когда еще не был заключен Пакт с драконами, когда драконы могли свободно передвигаться и пользовались не меньшей популярностью, чем короли и императоры.

По древней дороге, то замедляя шаг, то наверстывая, мы шли весь день. Один раз нам пришлось полчаса пережидать стадо тральфамозавров, в другой раз мы притормозили из-за подозрительных звуков, которые на поверку оказались всего лишь стадом автомобильных газелей, получивших свое название за то, что их клич точь-в-точь походил на автомобильные гудки. Честное слово, гудящее наперебой стадо на слух было не отличить от дорожной пробки в Турине.

Мы сделали привал у родника, который с клокотом бил из-под земли. На вкус вода была как лакрица – наверное, тут под землей были ее залежи.

Я спросила:

– У кого-нибудь есть что-нибудь съедобное?

Лично я все свои манатки – еду, воду, ракушку, «Руку Помощи», деньги, двадцатитысячный аккредитив для Бу – все до последнего оставила в броневике.

Мне никто не ответил. А ведь я обратила внимание, что Габби путешествовал с под завязку набитым рюкзаком, который он не снимал, даже присев отдохнуть на поросший травой берег ручья.

Ральф, сообразив на интуитивном уровне, что мы проголодались, убежал. Пять минут спустя он вернулся и принес мертвого слизняка размером с крысу и даже еще менее аппетитного. Слизни, строго говоря, были съедобными, так что в крайнем случае и сгодились бы на обед, но мы еще не были на грани голодной смерти, а значит, не достигли такого «крайнего случая», когда были бы готовы есть слизняков. Любопытная деталь: поскольку снаружи слизни выделяли ядовитые секреции, перед употреблением в пищу туловище нужно было вывернуть наизнанку, как носок, и обгладывать как кукурузный початок. Мы вежливо отказались от угощения, и Ральф слопал все сам.

Не сворачивая с тропы, мы поднялись на холм и с его вершины увидели огромную вмятину в земле, похожую на чайное блюдце диаметром в милю. Ровно посередине этого кратера высился большой, обросший травой купол. Купол был окружен высокой стеной, уже частично обвалившейся. Никакая трава не росла рядом с опустевшим логовом, и даже издали атмосфера казалась тяжелой и гнетущей. Поднялся холодный ветер, но, несмотря на пасмурную погоду, небо над куполом было ясным и лазурным.

– Не теряйте бдительности, – сказала я. – Застарелые чары могли перепутаться между собой самым непредсказуемым образом.

И пока мы спускались, странности остаточных лоскутков магии действительно стали проявлять себя. Трава в каменных трещинах под ногами самопроизвольно зашевелилась, и, оглянувшись, я заметила, что там, где мы только что прошли, трава выглядела сочнее, здоровее, насытившись нашей жизненной силой. Или еще странное: по обе стороны от нас, почти скрытые от глаз истончившимися зарослями, стояли изваяния из красноватого камня. Одно изображало человека, три – Хотаксов, (стоит отметить, что они были очень похожи на людей, только более коренастые и с широкой приплюснутой головой). Но большинство статуй изображали животных. Несколько базонджи, барсук-снорк, парочка земляных ленивцев, элефино, автомобильная газель и маленький тральфамозаврик. В общем, понятно, что это были никакие не статуи, а самые настоящие живые существа, завороженные и обращенные в камень. Нетрудно было заметить и единственную деталь, их объединявшую: все они были застигнуты врасплох в момент широкого зевка.

– Народ, не зевайте, – предупредила я, показывая на жертв. – Оборонительное заклятие окаменения переплелось с чарами, активированными зеванием, в результате – сонливость и скука становятся опасны для жизни.

Они переварили это, кивнули, и мы ускорили шаг, чтобы быстрее выбраться из зоны потенциальной опасности.

Мы достигли внешних стен логова. Когда-то они были десяти или пятнадцати футов в высоту, сложены из целых валунов, заложенных один промеж другого, как трехмерная мозаика. Когда-то логово дракона было идеально круглым, как торт, куполом, с двадцатифутовой стеной из пересыпанных драгоценностями речных камней, подпиравшей бордюр купола. Плачевное состояние логова было связано не с возрастом постройки, а с человеческой алчностью: стоило дракону умереть, люди хлынули сюда и растащили все, что могли унести. Мы шли по двору логова, а вокруг были раскиданы гниющие книжные переплеты из кожи. Когда-то они были книгами из драконьей библиотеки, но мародеры выдрали красиво разукрашенные страницы старинных манускриптов, чтобы продать их картинки для украшения чьих-то загородных домов. Даже страницы без картинок были выдраны, пергамент выскреблен, продан и переработан.

Мы шли вокруг драконьего двора, когда наткнулись на самого дракона – вернее, на то, что от него осталось. Груда гигантских костей лежала на том месте, где он рухнул наземь. Самоцвет на лбу его громадного черепа отсутствовал. В его челюстях мы увидели отметины от топоров – зубы ему вырубили давным-давно, ведь острый край драконьего зуба никогда не тупеет, и за это очень ценится на всех производствах. Кто-то хорошо на них заработал. Даже земля была выворочена за столько лет искателями сокровищ, жадными до золота, серебра и драгоценностей, которыми драконы по обыкновению украшают свои жилища. Искусная мозаика, некогда украшавшая пол, была разбита, испорчена, вокруг валялись керамические осколки.

– Какая дикость, – произнес Уилсон.

– Вандалы недолго ждали, прежде чем вымести отсюда все мало-мальски ценное.

– Крас-уук, – благоговейно сказал Ральф.

– Да, – согласилась я. – Раньше тут была неземная красота.

Такое печальное зрелище заставило меня вспомнить про Могучего Шандара и его роль в истреблении драконов. Логово зверя, одно из самых величественных и загадочных мест на земле, было разорено, как и многие ему подобные, растащено, разменяно на монеты и сувениры, и тысячелетняя наука была утеряна безвозвратно. Если угроза Шандара довести работу до конца и уничтожить последних драконов казалась мне страшной раньше, то сейчас я считала ее непростительной. Колин и Шпат не могут не выжить, не могут не здравствовать, не могут не поселиться в один прекрасный день в логове, подобном этому, думать великую думу и посвятить жизнь познанию.

– Неизбывная тоска пропитала самую сущность этого места, – сказал Уилсон. – Чувствуете?

– Чувствую, – отозвался Габби. – Словно сквозняк. Прибавим шагу.

– Поддерживаю, – сказала я, и мы втроем, а Ральф впереди всех, оставили груду костей позади и углубились в логово.