Джаспер Ффорде - Око Золтара

– Могу хоть сейчас превратить его обратно, – предложил Перкинс. – На это уйдет лет десять, не больше.

– Даже не думай . Никакого тебе больше колдовства, пока не вернемся домой в «Казам». Ты посиди пока, отдохни, а я пойду, спрошу, что к чему.

Я вошла, над моей головой звякнул колокольчик, и через несколько секунд ко мне навстречу вышла женщина средних лет и посмотрела на меня из-под очечков в форме полумесяца. Женщина производила впечатление человека, который сам с тобой юлить не станет и не потерпит того же в ответ.

– Меня интересует резиновый дракон, – сказала я, поглаживая резиновую чешую кончиком пальца. В настоящем виде чешуйки на ощупь были бы плотными и жесткими, а сейчас казались мягкими и податливыми, как зефир. – Он продается?

– Все продается, – сказала женщина. – Что вы можете предложить?

Я выпотрошила содержимое карманов на прилавок. Немногим больше восьмисот плутников. Женщина поглядела на деньги и насмешливо фыркнула.

– Тут одной резины на полторы тысячи. Дадите мне две – и договоримся.

– У меня нет двух тысяч. Восемьсот плюс долговая расписка на остальное.

– Я не продаю в долг.

– Но у меня больше ничего нет.

– Значит, не судьба тебе сегодня купить резинового дракона. А так как Ллангериг скоро будет брошен, завтра его продадут на вторсырье и переработают в велосипедные шины и ластики для карандашей.

Какой плачевный конец для такого величественного создания. Мне пришла в голову мысль. Плохая мысль. Возможно, худшая мысль, когда-либо приходившая мне в голову. Но мне нужно было выкупить резинового Колина, пока никто не догадался, кто и что он на самом деле такое.

– Давайте меняться, – предложила я. – Резинового дракона на… на меня.

Я достала из кармана свидетельство кабальной зависимости. Мне оставалось оттрубить в «Казаме» еще два года, и после этого я могла идти на все четыре стороны – или продать себя еще на год-другой, если мне заблагорассудится.

– Дарю вам один свой год. Я работящая и схватываю на лету. Это должно с лихвой покрыть две тысячи.

Продавщица изучила мои сиротские документы и смерила меня подозрительным взглядом.

– Я одного не понимаю, – сказала она. – Ни один здравомыслящий человек не станет разменивать год своей жизни на резинового дракона, разве только…

Она осеклась, и ее лицо вытянулось от внезапной догадки. И вот так запросто она узнала наш секрет. Любой дракон, в любом состоянии, превращенный во что угодно, будет стоить тысячи сиротских лет. Тайное стало явным, и я не знала, что предпринять. Я могла попытаться выкрасть резинового Колина, но не знала, как далеко мне удастся убежать с громадиной, которую еле-еле могла поднять. К тому же в Ллангериге закон позволял держать оружие под прилавком и не то что позволял, а поощрял его использование на воришках. Мы молча не сводили друг с друга глаз.

Я забрала с прилавка свои кабальные бумаги, а деньги и долговую расписку на тысячу двести плутников подвинула к ней ближе. Торговаться дальше я не собиралась. Теперь все будет так, как скажу я.

– Это за дракона. Возьмите деньги или останетесь ни с чем, а мы все равно заберем его.

– И как же вы собираетесь это сделать? – спросила она, и ее рука нырнула под прилавок.

– За дверью меня ждет колдун, который может превратить его в настоящего, огнедышащего и очень злого дракона на раз-два, – сказала я. – Я лично знакома с Колином, и поверьте мне на слово, он будет не рад, что его превратили в резину. Берите деньги. Это лучшее, на что вы можете рассчитывать.

– Не смейте мне угрожать, – ответила женщина с вызовом. – Закон на моей стороне.

Я наклонилась к ней и понизила голос:

– А на моей – магия. Как вы думаете, кто сильнее?

Мы смотрели друг на друга в упор, пока она, наконец, не согласилась с моей логикой.

– Похоже, вы станете обладательницей резинового дракона, – сказала она, собирая деньги и расписку.

– Мудрое решение, – сказала я тихо. – Но есть еще один нюанс. Мне понадобится тележка.

Я загрузила резинового Колина на тележку, и считаные минуты спустя мы уже катились по улице. Перкинс шел рядом, придерживая резиновое существо рукой, потому что дракон заваливался во все стороны в самой унизительной манере. Размером он был с лошадку, но, слава богу, весил в десять раз легче.

Мы добрались до северных ворот, где у джипа с прицепом и восемью «торгового типа» козами дожидались нас Эдди, Уилсон и принцесса.

– Даже не буду спрашивать, где вы это взяли, – Эдди ткнула в резинового Колина, – но нам придется потесниться.

И ведь пришлось. Комичное, наверное, было зрелище. Мы еле-еле влезли, но в итоге втиснули резинового Колина в открытый багажник джипа, по бокам от него усадили Уилсона и Перкинса, а мы с принцессой уместились на пассажирском сиденье, и Эдди завела мотор.

– Перкинс в порядке? – спросила она. – Он какой-то… старый.

– Все нормально, – ответила я, хотя на самом деле все было плохо. – Поехали.

И мы поехали. Мы мчались по неровной грунтовой дороге к горе Кадер Идрис, и, когда прошел час и помилование принцессы вступило в силу, она стала официально свободным человеком.

Мы ехали с ни с чем не сравнимым дискомфортом еще два часа, пока не достигли водопада. Эдди знала, что кусты рододендронов прятали за собой сухую пещеру. Машина остановилась, мы посидели немного молча, не шевелясь. Козы жалобно блеяли, чуя поблизости воду, но вынужденные торчать в прицепе. Это был тяжелый день для всех, и, хотя суд закончился в нашу пользу, стресс сказывался на каждом из нас. Мы старательно не обращали друг на друга внимания все сорок минут, которые ушли на то, чтобы устроиться в пещере, каждый был занят своим делом и ни с кем не разговаривал. Я выгнала бугалу, облюбовавшего пещеру, Эдди и принцесса устроили коз на привязи у речки, Перкинс и Уилсон ушли искать огневые ягоды. Колин остался в машине, уставившись безжизненными резиновыми глазами в сгущающуюся темноту.

Когда ягоды были зажжены, дневной свет ушел, а ужин был почти готов, мы снова собрались вместе. У нас была только консервированная ветчина «Спам», но сил жаловаться не было.

Молчание в конце концов нарушила принцесса.

– Спасибо вам всем, – сказала она. – Я знала, что вы меня не подведете.

– Благодари Перкинса, – сказала Эдди, глядя туда, где он сидел на камне в стороне от всех. Погруженный в свои мысли, он пребывал в том мрачном состоянии духа, когда ты сторонишься людей, но втайне испытываешь облегчение, когда тебя не спрашивают и составляют тебе компанию.

– Много ему пришлось отдать? – спросила принцесса взволнованно. – В смысле, лет?

Я кивнула.

– Больше двадцати.

– О-о-о, – тихонько произнесла она. – Я с ним поговорю.