Екатерина Соболь - Земля забытых

Но он не смог сделать ни шагу, пока еще хоть немного слышал голоса детей. Генри смотрел им вслед так, будто старался запомнить их не только умом, а каждой клеткой своего тела. Ему хотелось знать, что в каком-то мире, пусть даже воображаемом, два мальчика навсегда остались играть в этом солнечном дне и никогда не узнали, что такое грустить по-настоящему. А когда в саду стало тихо, Генри закрыл глаза, в последний раз вдохнул полный цветочной пыльцы воздух и, раскинув руки, упал назад.

Вместо мягкой травы спина ударилась обо что-то твердое, и Генри, вздрогнув, распахнул глаза. Он сидел на полу, откинувшись затылком на стену пустой комнаты, ничем не похожей на Золотую гостиную. На коленях у него по-прежнему мирно спал грибень, и Генри запрокинул голову, тупо глядя в освещенный солнцем потолок. Мальчик в пестрой одежде, за которым он прибежал сюда, казался таким настоящим, но его не существовало. Видимо, чем дальше заходишь за рубиновую дверь, тем сильнее способность этого места исполнять желания. Генри увидел то, чего в глубине души хотел больше всего: чтобы все, что произошло с его семьей в тот день, исчезло. Генри с трудом поднялся на ноги и пошел к двери, крепче прижав к себе грибня. Это была просто фантазия, просто мечта, и то, что испорчено, она не исправит, но ему почему-то стало легче: как будто он, взрослый, своим приходом защитил ребенка, которым когда-то был.

На крыльце он остановился. Солнечный свет не изменил ни оттенок, ни угол падения, словно и минуты не прошло с тех пор, как Генри зашел в дом. Но тот самый голос, никогда не дававший ему поверить, что мир – безопасное место, где ни с кем ничего плохого не случается, теперь говорил ему: что-то изменилось, что-то вокруг не так, как было. Генри осторожно шагнул с крыльца вниз, готовый к чему угодно, – и только поэтому не сломал себе ногу, когда ступенька под ней с хрустом провалилась.

Он успел быстро убрать ногу и отделался глубокой царапиной на лодыжке, боль прошла по краю сознания, не коснувшись его всерьез. Генри осторожно опустился на колено и тронул дыру в ступеньке. Во все стороны торчали щепки – доска провалилась оттого, что была совершенно трухлявой. Он поднялся на ноги, напряженно оглядываясь, и до него наконец дошло, что не так.

Слой краски, покрывавшей стены, был абсолютно новым и гладким, когда Генри заходил в дом, а теперь его сетью покрывали трещинки, тонкие, как паутина. Генри медленно спустился с крыльца, стараясь не давить на ступени всем весом. Каменные плиты, которыми были выложены улицы, теперь блестели не так ярко, хотя солнце светило по-прежнему. Генри подбежал к соседнему дому и, не побоявшись переломать ноги на еще одном натужно скрипнувшем крыльце, распахнул дверь. Этот дом был так же пуст, как и тот, откуда он вышел: ни мебели, ни людей, ни следа жизни. Генри обошел еще два дома, он не мог поверить, что все жилища в этом городе совершенно пусты, – но, кажется, так оно и было. Все, что недавно казалось новым, ветшало на глазах: в одном из домов дверь, которую Генри дернул на себя, вылетела из петель и рухнула на него, – он едва успел увернуться и спрыгнуть с крыльца, а дверь, упав на крыльцо, с треском проломила его до основания. Разрушенное крыльцо, кажется, стронуло с места какие-то балки в глубине дома: там что-то душераздирающе заскрипело, а потом крыша обвалилась, и дом превратился в груду деревянных обломков.

Генри накрыл рукой голову, защищаясь от щепок. А когда пыль улеглась и он смог разжать веки, его взгляд упал на такое, что рухнувший дом показался ерундой.

Холм, на котором стояла рубиновая дверь, был таким высоким, что его видно было даже отсюда. Дверь по-прежнему сияла под солнцем, но теперь сверху донизу по ней шла извилистая толстая трещина.

Значит, это место действительно не предназначено для людей: если пробудешь тут слишком долго, оно погребет тебя под собой. Рубиновая дверь развалится, и выйти будет уже невозможно. Генри сглотнул. С ним сюда пришло шестеро людей и четырнадцать существ. А выйти можно только с помощью ключа и только всем вместе.

– Эдвард! – крикнул Генри так, что чуть не сорвал голос. – Джетт! Роза!

Ответа не было, но в одном Генри был уверен: погоня за Барсом ни у кого ничем не увенчалась. Это место было зеркальным отражением Земель Ужаса, и раз оно показало ему самую главную мечту, то показало их и другим. Хуже всего было то, что мечты, видимо, погружали в такое же оцепенение, как и кошмары. И пока все будут им предаваться, их завалит волшебный город, который и сам, кажется, такая же подделка, как исполненные в нем мечты.

Генри помчался обратно на широкую улицу по которой вошел в город. Здесь каменные дома попадались чаще, они стояли крепче, только кое-где иногда со стуком отваливался от стены кусок штукатурки. Генри подтягивался на подоконниках, заглядывал в окна, распахивал двери – упрямо спящий грибень теперь мешал еще сильнее, но бросить его Генри не мог: хоть одна живая душа рядом.

Повезло ему только домов через шесть: он услышал изнутри голос, бросился внутрь и от неожиданности чуть не споткнулся о порог. Оказалось, фантазии, порожденные этим местом, были настолько реальны, что видел их не только тот, для кого они предназначались. Джетт забился в угол комнаты, а напротив него сидел Вегард, и если бы Генри не знал, что старейшине тут взяться неоткуда, то никогда не усомнился бы в его подлинности.

– Да уж, у нее всегда было слишком хорошее воображение, – насмешливо говорил Вегард, обмахиваясь шляпой. На появление Генри никто не обратил внимания. – Она ведь не просто так убедила себя, что ты никуда не уезжал. С детства такая была: выдумывала то, чего нет, а потом верила в это. Ты ведь умный парень, и как ты не догадался, что не было никакого путешественника? Я твой отец – так уж получилось. Она была такая красивая, одинокая, а я, кстати, тоже был хорош собой, ну и…. У меня своя семья, лишний ребенок мне не нужен, но разве я тебе не помогал? Разве не обучал ремеслу? Показывать фокусы, обчищать карманы – где бы ты был сейчас без моих уроков? А вот теперь прими отцовский совет: не возвращайся в деревню. Ей всегда было хорошо среди своих фантазий. Ты уверен, что стоит ее будить? Потому что…

Что еще он хотел сказать, Генри так и не узнал: пока он стоял, растерянно переводя взгляд с Вегарда на Джетта, грибень, уютно лежавший у него на руках, проснулся и спрыгнул на пол. Переваливаясь с боку на бок, он подошел к Вегарду и начал сосредоточенно колотить его своими мягкими лапами, – и под этими невесомыми ударами Вегард, еще секунду назад такой реальный, рассеялся, как цветной дым.