Александр Забусов - Десятник особой сотни [СИ]

Проезжая мимо песчаных дюн, образовавших пляж, наткнулся на кучную вереницу следов, как конных так и пеших людей. Любопытство пересилило все остальные чувства. Соскочил с лошади, прошел по песку, направляясь к берегу.

Вывод сделать не сложно. Выходило, что ворог числом в сотню конных воев, уводил полоном пеших людей, связанных по два десятка к каждой слеге. Перейдя реку, ушли в степь. Ну что за невезуха такая? Ехал бы подальше от берега, ничего этого не видел. Можно конечно самому себе привести довод, что их сотня, а ты один. Куда мол ты собрался переть, букашка? Так ведь совесть замучит. Это для аборигенов все славяне делятся на жителей своего и чужих княжеств, для него они все свои. Все русские люди.

Отпустив лошадь от себя, уселся на задницу в горячий песок у самой воды, глядел в степь, так и не мог на что либо решиться. Текучая вода уносила обрывки мыслей в голове, а желание скорей добраться до Курска, еще недавно было столь осуществимым, что хотелось ругаться матом. Ну?…

Эх, была, не была! Сам виноват, самому и расхлебывать. Сколько той жизни…

Сняв сбрую с лошади, отгоняя ударил ладонью по крупу. И сбрую и одежду с оружием завернув в холстину руками зарыл в песок у самого брода. Жив останется, откопает. Нож в чехле повесил на шею, как и в прошлый раз. Наложив на себя знак большой Перуницы, голышом перешел брод. На чужой земле перекинулся в иную ипостась. Сильный, огромный волчара, покрытый шерстью белого цвета, вышел на тропу войны.

Дикое поле, это не поле смерда засеянное зерном. Это бескрайнее море ковылей, балок и оврагов. Это редкие криницы и высокие курганы. Когда ветер гоняет волны по стеблям ковылей, любое движение издали, становится незаметным. Степь, это и есть само движение. Тот же ветер относит звуки конских копыт в стороны, рассеивает их, заставляет слиться со звуками пространства. Даже лошадь, идущая в галоп, превращается в невидимку для всех, кто удален от нее хотя бы на треть версты. Передвижение одинокого зверя, стало движением степного моря, потерялось в цвете и шуме ветра и трав. Вдалеке разглядел слегка чернеющую балку, убегающую в полуденном направлении длинной косой, кронами деревьев отрезавшую вид бескрайнего моря в Диком поле. Только криницы – родники, вырвавшиеся на поверхность земли, могли вырастить эту косу в бескрайней дали. Следы на не успевшей выровняться траве вели именно к ней.

Зверь не стал мудрствовать при виде табуна лошадей пасущегося за изгибом балки, что ни придумаешь, все едино близко не пройти. Лошади почуют присутствие волка раньше, чем пастухи углядят его.

Сменив направление, уходя со следа потрусил к лесополосе. По дну яра пробежал в сторону подмеченного табуна. Легким, осмотрительным шагом выбрался по склону на верх. Слышимость в лесополосе намного превышает распространение звуков в степи, здесь нет такого ветра, незначительный треск ломаемой ветки, шум продвижения по кустам, разносится на сотню метров, Принюхавшись, уловили запах костров и кислинку терпкого людского и конского пота. Доносящийся издали шум, гортанная речь и тихий плачь, наводили мысли на то, что людокрады встали на ночевку. От кромки леса, из листвы дубовой поросли, где устроил и свое лежбище, наблюдал за обстановкой.

Не так уж и много степняков оказалось. Насчитал чуть больше четырех десятков. Сам табун выпасали поодаль от полевого стана. Лошадей не расседлывали, ни вьючных, нагруженных награбленным добром, ни ездовых. Лошади лохматы и низкорослы, на торгу изредка видел такое недоразумение, но вниманием обходил.

Чуть поодаль прямо в ковылях усажены пленники. Как шли в связках, так теперь и отдыхали на земле у двух телег с которых слышалось равномерное подвывание. Дети. На детей рассаженных в телеги никто внимания не обращал. Это тоже товар, и стоил он денег не малых, но не здесь, а ближе к южным границам степи.

Половцы выставив немногочисленную охрану, сами уселись своим кругом чуть дальше. Кого им бояться в своей вотчине? Это был мелкий отряд кочевников, сходивший в удачный набег на приграничные поселения славян, возвращавшийся с хабаром в свой степной улус. Одетые в кожу и кольчуги, воины с волосами цвета соломы, заплетенными в косицы или увязанными в хвосты на затылках. По виду явно не силачи. На кострах из нагревшихся казанов уже шел пар и запах, заставивший зверя облизнуться. Давно не ел.

Пора снимать с себя волчью ипостась, ему сейчас тишина нужна, как никому иному. Прочь сомнения и человеколюбие, предстоит вражьей кровью умыться, запачкавшись нею по самую макушку. Оборотился. Пучком жесткой травы стал натирать тело, не обращая внимания на неприятные ощущения. Времени еще много. В последних лучах заходящего солнца, совершенно голый мужчина с телом в раскрасе зелено-красно-белого цвета, с ножом в руке, прошел по дуге, обходя стан, снижая вероятность непреднамеренной встречи. Наметил первых жертв. Ждать пока все успокоятся не стал, табунщиков всего четверо, вот с них и начнем. Те несли службу из рук вон плохо. Пастухи, они и есть пастухи. Разойдясь по двое в каждую из сторон, лениво наблюдали за животиной, сидя на голой земле. Так же лениво и умерли, может только в последнее мгновение жизни, ощутили неладное. Лиходеев, словно голодный волк, зарезал баранов, не дав напоследок проблеять. Лошади похрапывая отодвинулись от чужака, а запах свежей крови вызвал у животных неприятие. Но это лошади бывшие под седлом, участвовавшие в набегах, их запахом руды не испугать. «Дикари» давно бы уже ржанием подняли округу, а эти фыркают, поблескивают белками глаз в ночи, да ушами прядут.

Вот и одежонкой разжился! Да ему много и не нужно. Только портки надеть, чтоб в темноте своими яйцами не звенеть. Та-ак! К полону он не полезет. Спят люди, вот и пускай их пока… Что там у основной массы туристов посетивших русские земли происходит? Особо не пригибаясь, кося под пастуха, издали высматривал местные реалии, прислушивался. Ага, явно успокоились. Оно и понятно, день был хлопотный. Сейчас мы вам поможем попасть в край вечной охоты.

Рогатый месяц в туманном мареве подсвечивал пространство у костров, угли которых малиновым отсветом вот-вот готовы были произвести последний издох, выпуская в небо след дымков. На расстеленных кошмах, виднелись очертания спящих людей. Удар ножом в сердце крайнего лежавшего у вытоптанной травяной кромки. Левой рукой прикрыл ему рот на всякий случай, вдавив локоть в грудину. Удачно вышло, не дал дернуться. Следующий степняк успел всхлипнуть, расширившимися глазами вперившись в неизвестного врага. Переполз через покойника к следующему. Удар. Менее удачно, на последнем издохе, противник засучил ногами. Сделал правку. Следующий. Следующим был подросток. Все едино враг приходивший на его родину. Старый воин успел проснуться, видно возраст давал о себе знать, но тут же умер, упокоенный клинком ножа в висок. Отдышался. Прислушался к сопению спящих. Кто-то во сне пытался разговаривать. Лунатик, что ли? Зачистил всех у этого кострища. Отчетливо различил посторонний для степного ветерка, ни с чем иным не сравнимый, но привычный запах. Стойко запахло кровью, от такого запаха дуреешь. Перебравшись через трупы, ощущая на руках и груди липкую влагу, лег в траве. Вытирал ладони и рукоять ножа о зелень, земляной пылью припудрил, чтоб не скользило, не подвело.