Борис Сапожников - Шаг в небеса [СИ]

— Старшего? — не понял я. — Но ведь госпожа Олисава сказала, что ваш старший сын сейчас тренирует армию князя, как и прочие офицеры.

— Теперь Далигор старший сын, — мрачно ответил мне Велигур. — А первенец наш – Олег, остался лежать на берегу реки Красной.

Мне стало неприятно из-за того, что я невольно сунул пальцы в незаживающую рану в душе пожилого человека.

Вот, значит, каковы из себя Баджейские враги народа. Я о них столько слышал за время пребывания в Усть-Илиме. По словам пропагандистов выходило, что они едва ли не чудовища – детей едят и кровью девиц невинных запивают. Однако вот он сидит – немолодой человек, живущий прошлым, скорбящий о сыне, читающий газеты. И не было в нём никакой ненависти к новой власти и трудовому народу. Как не было её и в супруге его. А ведь те же пропагандисты и из газеты, добиравшиеся до Усть-Илима с известным опозданием, так и твердили об этой самой ненависти. Баджейцы будто бы просто исходили ею, стоили козни и всё в этом духе.

Хотя когда стоило верить пропаганде. Помню, как мы читали газеты во время войны. Причём не только наши, но и нейстрийские. И в тех, и в других постоянно твердили о победах. Только нейстрийцы всё писали о победах грядущих. Потому что нынешних не было. Но и наши были не лучше.

Мы проговорили до самого возвращения Вадхильда. Имперский шпион выглядел выжатым лимоном. Хозяйка быстро настропалила прислугу – и вот на столе уже стоят миски и с едой и пара кувшинов.

Так сидели мы до вечера. Пили местный алкоголь. У него был не особенно приятный кисломолочный вкус, но чувствовались и какие-то местные фрукты.

— У нас неплохой арак, — сообщил слегка захмелевший Велигур. — Мне его один торговец знакомый продаёт. Не слишком ломит цену.

Но вот солнце зашло, и мы с Вадхильдом распрощались с хозяином дома. Он уже то и дело клевал носом, засыпая от принятого арака. Прислуга проводила нас до комнаты. Замка на двери не было. Зато имелся внушительный засов.

Обстановка в комнате оказалась самой простой. Мало отличалось от летунского общежития в Усть-Илиме. Две кровати да пара стульев. И сев на одну из коек, я понял, что вряд ли смогу ещё и с Вадхильдом поговорить. Конечно, мне хотелось узнать о комплексе и таинственном грузе, привезённом из тайги. Вот только глаза просто закрывались сами собой. Собственно, и Вадхильд выглядел не лучше.

Одновременно придя к одному решению, мы разделись и легли спать. Все разговоры были отложены на завтра.

Назавтра нас подняли с утра пораньше. Авто от Адмирала должно было приехать за нами в одиннадцать. А до того наши хозяева настаивали, чтобы мы, как всякие приличные люди, привели себя в порядок и поели.

— Сколько потом вам придётся без еды-то, — всё повторяла сердобольная хозяйка. — А уж без нормальной, — она только качала головой.

Не знаю, как Вадхильд, а я к такому обращению не привык. И потому страшно стеснялся. Меня ведь принимали за какого-то, по крайней мере, мелкого дворянина – кто ещё мог приехать и попасть на аудиенцию к самому Адмиралу. Уж точно не сын аэродромного рабочего и швеи.

Нам всё же отдали форменные гимнастёрки без знаков различия. Мы забрали свои летунские куртки и кобуры с оружием, и уселись на открытой веранде ждать авто от Адмирала. Веранда эта заменяла в Баджее балкон. На ней стояли плетёные столы и стулья. Под навесом было хоть и жарко, но он всё же закрывал от палящих лучей.

Автомобиль с открытым верхом, тут, наверное, на других не ездили, прибыл с воистину флотской точностью. Можно было часы сверять. Я как раз глянул на свои наручные – на них было без двух минут, когда в общем шуме можно было различить стук автомобильного двигателя. Он показался из-за угла соседнего дома в обязательных тут клубах пыли. Сидевшие в нём люди, все как один, были одеты в длинные кожаные плащи с кепками, а лица их закрывали летунские очки. Видимо, от пыли невеликое лобовое стекло совсем не спасало.

Не сговариваясь, мы с Вадхильдом накинули курки и достали из карманов свои очки. Тогда же я наткнулся на маску, купленную ещё в Усть-Илиме. Она зацепилась за очки и теперь болталась на них бесформенным куском кожи. Будто снятое с человека лицо. Подивившись своей мрачной фантазии, я сунул маску обратно в карман.

Нас усадили на заднее сидение автомобиля. Впереди, кроме водителя сидел суровый человек с погонами поверх кожаного плаща и обтянутой чехлом фуражке. Рядом с ним стоял драгунский карабин. Он то и дело правой рукой нервно поглаживал его ствол. Мне это совершенно не понравилось. Я как бы невзначай положил руку на кобуру. То же сделал и Вадхильд.

Однако всё обошлось. Нас высадили у большого дома, огороженного кирпичной стеной, с постом на входе. Тут даже пулемёт стоял. Около него скучали пятеро солдатиков с винтовками. На ящике с лентами сидел, покуривая, унтер с лихими кавалерийскими усами. Завидев авто, он подскочил, затоптал недокуренную самокрутку и вытянулся во фрунт. Его солдаты тоже встали ровно, подтянув к себе винтовки.

— Документ пожалуйте, — обратился вежливо, но напористо к выскочившему из авто суровому человеку с карабином.

Тот махнул нам, чтобы вылезали, а сам полез за пазуху и извлёк оттуда сложенную вдвое бумагу. Протянул унтеру. Унтер развернул её, принялся внимательно читать, шевеля губами. Видимо, он был не особенно силён в грамоте. Наконец, он вернул бумагу суровому и махнул своим людям, чтобы открывали кованые ворота.

Авто уехало куда-то, наверное, в гараж, мы же отправились к зданию. Оно было выстроено явно на западный манер – и вполне могло стоять в столице Нейстрии или даже империи. На пыльных улицах Баджея оно смотрелось совершенно неуместно.

Второй пост стоял на входе в само здание. Тут уже не было пулемёта, а солдат с винтовками стояло только трое. У старшего на рукаве красовалась красная повязка. Он также проверил документы. И мне подумалось, старшим его назначили единственно потому, что он был хотя бы немного грамотен. Бумагу солдат изучал намного дольше усатого унтера. Но всё же удовлетворился проверкой и вернул документы нашему суровому провожатому.

Нам открыли тяжёлую дверь и мы, наконец, попали в столь охраняемое здание.

Внутри оно было самым обыкновенным. С какой-то лепниной на стенах. Двери через каждые десять шагов. Больше всего оно напоминало доходный дом. Однако это был только верхний уровень. Конечно же, всё самое интересное скрывалось внизу.

Мы спустились по широкой лестнице на несколько этажей. И вот уже ничего вокруг нас не напоминало доходный дом. Теперь это больше походило на больницу. С линолеумом на полу и белыми стенами. Дверей стало намного меньше. Да и сами они теперь были обиты металлом и с мощными засовами снаружи. Как будто, внутри мог сидеть кто-то, кому ни в коем случае нельзя вырваться из заключения. На дверях имелись ещё и открывающиеся окошки – и мне очень хотелось заглянуть внутрь. Вот только суровый провожатый взял слишком быстрый темп ходьбы. А останавливать его я не рискнул.