Ярослав Веров - Земля 2.0 (сборник)

Вот смотрите, что я вчера записала.

«— …Паш, а может, вообще ничего не говорить?

— Марине я точно ничего не скажу. И ты, надеюсь, тоже.

— Ну а Сашка-то расскажет… ей-то ты не запретишь.

— Если Сашка расскажет, то уже будем решать по ходу действия. Надеюсь, что у нее куча других впечатлений перебьет этот… эксцесс.

— Ты решил называть это эксцессом?

— А как еще это назвать? Как это назвать, чтобы было верно?

— Ладно, Пашк, ты прав.

— Да и вообще об этом лучше лишний раз не упоминать.

— Решил все-все держать в секрете?

— Видишь ли, Андрей, я смогу объяснить, почему на станции ребенок, — и показать разрешение, я смогу объяснить, откуда у меня на станции тираннозавр, — и тоже показать разрешение, я смогу пожаловаться на то, что трудно уследить за детьми и тираннозаврами… да все, что угодно… даже то, что тираннозавр мутировал, мутировал странно, невозможно, удивительно, каким-то непонятным образом сумев не только выжить на поверхности Марса — но и научившись создавать у себя в пасти кислородный пузырь! И даже придумаю дичайшую версию, зачем ему этот кислородный пузырь! И даже попробую что-то предположить по поводу того, почему эта мутация проявилась так внезапно и сиюминутно — словно он внезапно захотел ее!

— Но…

— Но я никогда никому, и в первую очередь самому себе, не смогу объяснить лишь одного. Лишь одного, Андрей.

— Чего же?

— Почему дружба принимает подчас такие странные формы?»

Это папа и дядя Андрей.

Но я ничегошеньки не понимаю.

Если вы поймете, о чем это они, расскажите мне, пожалуйста. Ну или напишите.

Марс, Купол 113, Саше.

Мне обязательно передадут.

И мы с динозавтром прочитаем.

Тонька проснулась затемно, наспех умылась и побежала в ангар, прихватив с вечера заготовленный рюкзак.

Но как ни старалась дочь быть тише мыши, Седов услышал и шлепки босых ног по коридору, и грохот подкованных ботинок в прихожей: слишком беспокоился он о подросшей, но не обретшей осторожности дочери. Росла его марсианка егозой и непоседой, правила тихо презирала, во всем полагаясь на недюжинный свой интеллект. Все они такими были, детишки Марса в первом поколении, сыновья и дочери колонистов, но Седову казалось, что Тонька самая непослушная.

— Мы с малых лет ставили задачу выработать у «марсианских» детей привычку мыслить и действовать самостоятельно, — увещевала встревоженного отца психолог Марина. — Так что же вы хотите от Антонины? Она подросток, ей все интересно. Найдите девочке хобби, незаметно направьте энергию в, так сказать, мирное русло…

Внять совету специалиста Седов внял, а вот воплотить в жизнь не сумел: Тонька в пять лет нашла себе хобби и отступать от выбранной стези не планировала. Упрямая выдалась — вся в мать…

Это плохо — начинать день с мыслей о Лючии. С такими мыслями руки подрагивают и сердце стучит мелко и быстро, и нет сил завтракать, а хочется достать из ящика с носками припрятанную бутылку джина и припасть к горлышку, выжигая горе горькой, как проглоченные слезы, влагой. Седов потряс головой, но поздно: мысли не исчезли, затаились в уголке. Он всерьез подумал, а не позвонить ли Марине, которая без лишних сантиментов вытащила его из посттравматического пике и всегда была готова назначить внеочередной сеанс психотерапии.

«Вам пора самостоятельно справляться с приступами», — вспомнились слова Марины.

Конечно. «Инициатива и самодостаточность» — таков девиз города Мира, первого города под марсианским куполом. Догоним и перегоним!

Иронии Седов обрадовался. Хорошее чувство, позитивное. С ним можно и обойтись без помощи профессионала.

Седов потянулся к пульту и вывел на экран ангар, по которому деловито топала Тонька. Вот ведь егоза! На пескоход, значит, нацелилась. То-то вчера расспрашивала, невзначай карту подсовывала: маршрут строила. Седов, конечно, вида не подал, что разгадал хитрые маневры, но как же страшно было отпускать тринадцатилетнюю дочь в пустыню, в которой так просто и безоговорочно сгинула жена.

Инициативная и самодостаточная, психолог Марина определяла его нынешнее состояние как вариант нормы и советовала подавлять навязчивые проявления и ждать, пока «время вылечит». Выходит, пять лет — недостаточная пилюля для его травмы.

Седов подавил желание немедленно вскочить, заблокировать ангар, броситься бегом по дорожке из красного песка, схватить ребенка за руку, притащить домой, посадить рядом, спасти от всех возможных угроз. Нельзя, так нельзя! Так он сломает дочь, испортит ей жизнь навязчивым контролем, но насколько спокойнее было бы ему!

«Прогноз пыльных бурь…» — бормотало радио, но Седов его не слушал. Не мог. Слишком велико было желание садануть кулаком по гладкой столешнице, разбивая руку в кровь, а стол в щепы, связаться с радиостанцией и проорать изо всех сил: «Да что вы знаете о песчанках!» И плевать на гриф «Секретно» и прочие подписки.

«На самом деле не плевать», — устало подумал Седов и продолжил подавлять инстинкт наседки.

Меры к безопасности он принял: зачет по управлению пескоходом Тонька сдала в одиннадцать, и никого из курсантов не гонял он так придирчиво и яростно. Тряхнул стариной напоследок так, что остальные выпускники с неприкрытым ужасом косились на инструктора в отставке, заставляющего дочь проводить чуть ли не миллиметровые маневры. Зато Тонька выполнила все как ни в чем не бывало, только щеки рдели горделивым румянцем: во дали они с папкой!

Искин пескохода был запрограммирован на пять простых маршрутов с возвратом домой к ужину. Прошивку ей самостоятельно не взломать («Пока не взломать», — грустно додумал отец), а посторонних на их участок не пропустит УмКа, система «умный купол».

Хорошо бы, конечно, Тоньке приобрести полезную привычку просить разрешения, прежде чем взять пескоход и усвистеть в пустыню, но и так ничего страшного случиться не должно. «Прикатит девочка вечером, голодная и виноватая, зато полная впечатлений», — уговаривал себя Седов и чувствовал, что тревога понемногу отступает.

Вечером он, конечно, поворчит для порядку, но всерьез сердиться на дочь он не умел, и хитрая Тонька хорошо это знала. Тем и пользовалась! Усмехнувшись в усы, отец-наседка, кряхтя, выбрался из спального кокона. Все равно больше не уснуть.

За пять лет Седов привык занимать каждую минуту, чтобы не давать затаившемуся на окраине сознания ужасу прорываться сквозь оборону мелких бытовых дел. Словно пояс астероидов, простые мысли заслоняли его от последнего: «Иди сюда скорее!» — сказанного дрожащим от предвкушения открытия голосом Лючии. Через две минуты семнадцать секунд ее накрыло песчаной волной. Он ринулся на помощь и не успел, иначе быть бы Тоньке сиротой без обоих родителей.