Ярослав Веров - Земля 2.0 (сборник)

Седов выпил кофе с белковым тостом, проверил увлажнители в грибницах, покормил дрожжи, ласково булькающие в ваннах, добавил света в гидропонной галерее: что-то сельдерей выглядел невеселым. Открытое земледелие на Марсе пока не справлялось с потребностями растущего города Мира, продукты с ферм под куполом по-прежнему ценились горожанами.

Над куполом сияли радуги, и Седов подумал было, что ничего красивее быть не может, но тут же передумал: может. Яблоневый сад под таким разным марсианским небом — вот что прекраснее во сто крат. Правда, до этого пока далеко, саженцы совсем маленькие, и приживается на открытых экспериментальных плантациях каждый пятый. Генетики обещают через год вывести усовершенствованный сорт, а пока можно любоваться переливающимися цветными дугами. «Cielarko», говорят эсперантисты, «небесная арка». В городе Мира широко распространен язык надежды, изобретенный в конце девятнадцатого века. Наверное, потому, что сам Марс был планетой надежды для первых колонистов, да и что там, для всего человечества. Интересно, думал ли Людовик Лазарь Заменгоф, что на его языке будет говорить первый марсианский город?

Обедать Седов не стал, пожевал сухпай на ходу. Зато на ужин заказал любимые дочерью бараньи тефтели и клюквенный кисель. Само собой, никаких баранов на Марсе не было, мясо давно выращивали в чанах. Названия блюд оставались данью традиции: молодое марсианское человечество не спешило рвать связь с земным прошлым.

Кухонный комбайн предложил дополнить меню салатом и яблочной запеканкой. Возражать Седов не стал: давно зарекся спорить с железякой. Самообучающаяся система знает его вкусы и понимает толк в здоровой пище, вот и пусть варганит.

Седов присел на крыльцо, достал из кармана трубку, набил ее имитацией табака со вкусом вишни и с удовольствием затянулся. Фермерские заботы вымотали его, как выматывали каждый день, позволяя смотреть на мир со спокойной отрешенностью давних крестьянских предков. Все чаще он задумывался, стоит ли так уж стремиться обратно в пустынную разведку. Может, отказаться от еженедельной психотерапии, выйти из резерва и просто жить здесь, под маленьким куполом в 50 километрах от города Мира… Седов знал, что не может. Как ни привлекательна была эта мысль, его цель — вернуться и найти подтверждение последним кадрам, которые он видел на мониторе связи с Лючией.

Желтоватое небо постепенно розовело, словно наливалось вишневой влагой, солнце катилось за горизонт, и облака переливались сначала медью, потом серебром. Постепенно красный оттенок растворился в синевато-сером, и солнце спряталось, мигнув напоследок золотым лучом.

Заслышав шум возвращающегося пескохода, умиротворенный Седов с трудом сделал обеспокоенное лицо и приготовился хорошенько отчитать непослушное чадо. Напомнить об ответственности перед родителем за собственную безопасность, например. Об ответственности за свою жизнь и технику. Да мало ли еще видов ответственности? Вот обо всем и напомнить. Оптом.

Чадо между тем не спешило. Да что там у нее? Это же какое терпение нужно на этого ребенка? Седов подавил раздражение и снова набил трубку. Ей же совестно, наверное. Вот и собирается с силами. Придется подождать.

Блудная дочь появилась из-за угла теплицы, преувеличенно бодро насвистывая. Делая вид, что все в порядке — «А что такого?» — Тонька прошествовала по тропинке и присела рядом. Седов многозначительно молчал.

— Пап, ну, это… — поерзала дочь: поняла — от нагоняя не отвертеться.

— Что — это? — приступил строгий отец. — Спросить можно было?

— А ты бы разрешил, да? — вскинулась дочь. — Я просила уже, а ты все: не время да не время.

— Так то когда было? Год назад то было, тогда и было не время!

Седов вдруг понял, что не хочет ругать дочь. Ну, взяла пескоход без спросу, покаталась, и что тут такого? Через пару лет вообще в космошколу улетит, и все. Там не побалуешься, там дисциплина.

— Пап, слушай, а ты мне теперь все разрешаешь? — вкрадчиво поинтересовалась Тонька, безошибочно почувствовав смену родительского настроения.

— Все… то есть как — все? Это ты о чем? — насторожился Седов.

Дочь вздохнула.

— Да так, ничего, пойдем ужинать, а?

Все сильнее подозревая неладное, Седов поднялся с крыльца и подал руку дочери:

— Прошу вас, fraulino!

Тонька рассмеялась, довольная, и церемонно вложила пальцы в широкую папину ладонь.

Седов забыл бы о вопросе дочери, не будь Тонька за ужином такой вежливой и внимательной. Она не ставила на стол локти, хотя раньше делала это, игнорируя замечания отца. Не крошила хлеб и не болтала с набитым ртом. Дочь была образцом поведения за столом, хоть картину пиши, и опытный папа нервничал все больше. А когда на брошенный вскользь вопрос: «Ну и как покаталась?» — Тонька ответила невнятным бормотанием, сопровождаемым поднятым большим пальцем, и быстро сменила тему на подготовку к школе, в душе Седова заорал сигнал тревоги. Он с трудом дождался, когда дочь доест, чмокнет его в слегка заросшую щеку и отправится спать, бросился к себе и уставился на монитор, так и показывающий внутренности ангара.

На первый взгляд все было в порядке, но если присмотреться, на носу пескохода определялся незапланированный предмет: бугорок около метра в высоту, накрытый противорадиационной попоной. Так как радиация сквозь купол не проникала, Седов сделал логичный вывод: бугорок Тонька прятала, и прятала именно от него, от отца родного, что ничего хорошего не предвещало.

Сжав руками виски, Седов прогнал подступающую панику.

— Ничего страшного, может, там сюрприз, милый сюрприз, только и всего, — уговаривал он себя, но интуиция подсказывала, что сюрприз под попоной таился отнюдь не милый.

Седов подождал еще немного: не только у него был острый слух. Несколько раз он чуть было не отправил в комнату дочери оптотаракана, чтобы убедиться, что утомленная Тонька дрыхнет без задних ног, но каждый раз передумывал. Три года назад он пообещал дочери никогда не шпионить за ней и с тех пор держал слово, иногда, правда, скрипя зубами.

«Доверие ребенка восстановить труднее, чем доверие взрослого, — одобряла его поведение Марина. — Для них доверие связано с уважением, даже где-то с восхищением взрослым. Они тяжело переживают разочарование и пока не умеют прощать. Таких обещаний лучше избегать, но так как вы его уже дали, придется держать…»

Проклиная собственную опрометчивость, немаленький, по-фермерски располневший Седов на цыпочках прокрался по коридору, добежал до ангара и сдернул с сюрприза попонку.

Такого он не ожидал даже от Тоньки. Он даже крякнул от неожиданности: на носу пескохода лежала песчанка.