Анастасия Машевская - Коготь и цепь [litres]

– Ладно, раз уж сошлись, давайте пока на этом закончим, – подвел итог Тай. – К тому же у нас есть для наших гостей и друзей еще один повод для радости.

Ясовцы с интересом воззрились на Далхоров. Алай переглянулся с братом и изрек:

– Я счастлив пригласить вас задержаться на неделю в нашем дворце. Совсем скоро мой наследник женится, тоже на иноземной царевне.

Посыпались, как горошины из стручка, поздравления. Бану лишь улыбчиво кивнула, присоединяясь к сказанному. На все эти восторженные согласия и благодарности за приглашение ушла еще добрая четверть часа. Потом Каамал и Алай переглянулись, царь коротко и едва заметно кивнул, и, расцветая в улыбке, Яфур обернулся к невестке:

– Полагаю, будет верно право первой подписи предоставить нашей единственной женщине. – Он ненавязчиво пододвинул Бану большущую развернутую бумагу. Змей с интересом наблюдал: на его памяти давить на Бансабиру удавалось только ему и, судя по сообщениям шпионов, Сабиру Свирепому, хотя Гор и не имел понятия, что за человек тот был. Танша покосилась на представленный текст секунд пять, потом улыбнулась и уставилась Алаю прямо в глаза. Наклонилась к столу и медленно, не отводя взгляда от царя, отодвинула «договор согласия»:

– Воздержусь.

На нее уставились все: Гор – с усмешкой, Каамал – с интересом, Алай и Луатар – с осуждением, Вахииф и Тай – с непониманием, подданные дома Аамут – с ненавистью.

– Вы считаете, договору чего-то недостает? – настороженно осведомился Тай, внимательно наблюдая за гостьей. Та держалась расслабленно и даже просто.

– Смысла, – деловито кивнула Бану. – Ласбарн, будь он интересен, Яс в состоянии захватить и без вас. Возможно, этот день и настанет, но не сейчас: видите ли, мы больше десяти лет воевали между собой. Среди присутствующих, например, я находилась в союзе только с таном Каамалом. Остальные изрядно друг другу перепортили и попроливали кровь. Так что сейчас военные действия для Яса… как бы сказать… роскошь непозволительная и весьма глупая.

– Но раману Тахивран, – заговорил Тай, видя, как стремительно мрачнеет обычно сдержанный на людях брат, – говорила…

– В армии слышны приказы полководца, а не приказы правителя, – прексекла его Бану. – Возьмите любого своего жреца: есть шанс, что он будет разбираться в политике, но поставьте его во главе армии – и можете сразу готовить противнику дань. Раманы смыслят в войне немного, их сила держится на верности танов. Последняя – на преклонении перед Праматерью Богов и людей, которая производит и отнимает жизнь и держит мир в равновесии, воздавая каждому по заслугам и возлагая на каждого по силам. Я так вовсе верна только Матери Сумерек. Как я могу согласиться с тем, чтобы мною в будущем управляла девчонка, и близко не знающая природы вещей?

Тай и Гор, сидящие к царю ближе всего, отчетливо услышали, как тот скрипнул зубами. Впрочем, теперь помрачнел и Тай. Дело принимало самый нежелательный оборот – это было видно по лицам присутствующих.

– При всех разногласиях, – скрипучим голосом протянул Дарн Вахииф, – Яввуз говорит дело.

– Джайя очень способная и быстро всему учится, – попытался вступиться Тай. – Я признаю, что ваше учение может требовать глубокого постижения, но заверяю, царевна справится.

– Яды Шиады! Да не в этом дело, – протянула Бану, с почти незаметным раздражением поведя рукой. Гор, наблюдая, усмехнулся: она всегда и везде, с тех пор как стукнуло тринадцать, держалась, как у себя дома. Властно и по-хозяйски, немного снисходительно, но все же благосклонно. Даже еще раньше: когда она соглашалась поехать с ним в Храм, уже вела себя так, будто весь Яс помещался в ее маленькой белой ладошке.

Пожалуй, Бансабира неплохо смотрелась бы в числе наставников Храма Даг, особенно среди тех, кто вел групповые тренировки и занятия по истории и языкам, прикинул Гор. Интересно, а как Бану ведет себя сейчас, когда и впрямь находится дома, в родном чертоге?

– Приведу пример, – продолжала танша. – Один мой офицер в первые же дни немало прознал о вашей вере, потому что совершенно правильно понимает: только то, во что человек верит, и то, что находит смешным, определяет, каков он. Серт порассказал мне, я заинтересовалась, и он добыл мне какую-то книгу. Толстенную, честно сказать, но что ни история – байка.

Тай сжал кулаки и челюсти, Алай мало-помалу начал приобретать отстраненное выражение лица – такое случалось всякий раз, когда эмоции царя грозили вырваться из-под контроля, и выход был только таким.

– Одна из них насчет того, что некая девственница родила сына Бога в последние сутки зимнего солнцестояния. Может, ее высочество тоже девственница, но даже она должна понимать, что дети так не рождаются. Впрочем, речь не о том. Эта ваша россказня – иначе не назвать – всего лишь издевательство над древней истиной, потому что именно в ночь на двадцать пятое декабря – и это знают все – Богиня рожает Бога. Никак не иначе. Бог всегда только Сын, и когда Он рожден, солнце начинает прибывать.

– Что и доказывает его первоначало! Бог – это свет!

– Который был рожден из тьмы и не нуждается ни в каких доказательствах. – Бансабира улыбнулась так, что даже Гор вздохнул глубже обычного.

Когда-то он проникся к девчонке, которую растил, симпатией в том числе и за эти ее преображения в разговорах о Госпоже Войны.

– Изначально существует только тьма. Тьма хранит перемены, и вся жизнь рождается из тьмы, – с философским настроем настаивала Бану.

– Жизнь рождается из семени, – грозно сверкая глазами, оспаривал Тай.

– Жизнь зарождается в идеальной форме яйца в женском чреве.

Что еще за хрень?!

– Хватит! – хлестко пресек Алай.

– Вот именно, – в тон негромко и сухо отозвалась Бану. – Я привела самый простой пример: была истина о Праматери, и вы извратили ее в байку о девственнице, что родила Бога в теле человека. Был великий всемудрый Змей – вы извратили и его в байку о грехе. Был человек, как благословение Праматери, – и вы извратили суть до того, что называете любого младенца плодом греха.

– Потому что женское тело ввергает во грех! – с фанатичной дрожью в голосе заявил Тай.

– Вот оно что… – Бану непринужденно всплеснула руками так, будто именно это все в жизни и объясняло. – Отчего же тогда вы, столь последовательные в стремлении жить добродетельно, так радеете о сыновьях? – Бансабира перешла на заговорщицкий шепот. – Если дети – это грех, – спросила почти с весельем, – то почему вы все еще не передохли?

Алай вскочил, Тай ухватил брата за рукав кафтана, удерживая на грани. Бану поднялась тоже.

– Девочка, которая сызмала росла во лжи и теперь принимает зло за благо, будет нести нам волю Праматери? – Бансабира даже сморщилась.