Брендон Сандерсон - Убийца Войн

– Держи вещи, которые я велела держать, – скомандовала она.

Без толку.

– Держи ветку, когда я велю.

Снова ничего.

– Держи все, что я скажу.

Тщетно.

Сзади раздался голос:

– «Держи, когда бросят».

Вивенна подскочила и крутанулась на месте. Позади стоял Вашер, державший Ночного Хищника острием вниз. На плече висела котомка.

Вивенна вспыхнула и оглянулась на веревку.

– Держи, когда бросят, – произнесла она, воспользовавшись для цвета платком.

Дох излетел, но веревка осталась вялой. Тогда Вивенна отшвырнула ее в сторону и попала в свисавшие ветви. Веревка мгновенно связала их и туго затянулась.

– Полезные слова, – оценила Вивенна.

Вашер вскинул бровь:

– Пожалуй. Хотя и опасные.

– Почему?

– Верни веревку.

Вивенна замешкалась, сообразив, что ветви слишком высоко и ей их не достать. Она подпрыгнула, но так и не дотянулась.

– Я предпочитаю веревки подлиннее, – сказал Вашер. Он перехватил Ночного Хищника за клинок и пригнул ветви изогнутой крестовиной. – Если всегда удерживать свободный конец, то волноваться не придется, она никуда не денется. Вдобавок ее можно пробуждать, когда нужно, а не запирать уйму дохов в веревке, которая еще неизвестно, понадобится ли.

Вивенна кивнула, извлекая из веревки дохи.

– Идем, – позвал Вашер, направившись к дому. – Ты достаточно постаралась, на сегодня зрелищ хватит.

Вивенна последовала за ним, увидев, что несколько прохожих стоят и глазеют на нее.

– Как они заметили? – спросила она. – Уж не настолько открыто я действовала!

Вашер фыркнул:

– А много ли народа в Т’Телире разгуливает в серой одежде?

Сгорая от стыда, Вивенна вошла за Вашером в каморку. Тот поставил на пол котомку и прислонил к стене Ночного Хищника. Вивенна посмотрела на меч. Ее слегка тошнило при каждом взгляде на него, и память о том, как сильно замутило от прикосновения, была по-прежнему свежа.

Да еще голос у нее в голове. Может, почудилось? Когда она спрашивала, Вашер привычно замыкался и категорически отказывался ответить.

– Разве ты не идрийка? – отвлек он ее, усевшись.

– Она самая, насколько я знаю.

– Для почитательницы Остра ты необычно увлечена пробуждением. – Он говорил с закрытыми глазами, головой прислонившись к двери.

– Я не очень хорошая идрийка, – ответила Вивенна, садясь. – Теперь. Я могу с равным успехом учиться пользоваться тем, что имею.

– Недурно, – кивнул Вашер. – Я никогда толком не понимал, почему остризм вдруг отвернулся от пробуждения.

– Вдруг?

Он снова кивнул, не размыкая век:

– До Панвойны было иначе.

– Серьезно?

– Конечно.

Он часто так изъяснялся – упоминая факты, которые казались ей надуманными, но тоном обыденным, словно доподлинно ведал, о чем говорит. Не предполагая и не колеблясь, как будто знал все на свете. Она понимала, почему ему порой бывало трудно поладить с людьми.

– Не важно, – сказал Вашер и открыл глаза. – Кальмаров всех уплела?

Она кивнула:

– Это были они?

– Да, – отозвался он, вынимая из котомки очередной оковалок сушеного мяса. – Еще хочешь?

Ее затошнило.

– Нет, благодарю.

Он помедлил, оценивая ее взгляд.

– А что? Я дал тебе плохой кусок?

Она мотнула головой.

– Тогда в чем дело?

– Ни в чем.

Он сдвинул брови.

– Ни в чем, я сказала. – Она отвернулась. – Просто я не очень люблю рыбу.

– Не очень любишь? Я кормлю тебя уже пять дней.

Она молча кивнула.

– И всякий раз ты ешь.

– Я завишу от вашей пищи. И не собираюсь жаловаться.

Нахмурившись, он откусил немного и начал жевать. Вашер был по-прежнему одет в рванье, почти в лохмотья, но Вивенна пробыла с ним достаточно долго и знала, что он держал одежду в чистоте. У него несомненно имелись средства на покупку новой, но он предпочитал вещи старые и ветхие. Неизменной оставалась и растительность на лице – не то щетина, не то бороденка. Она не отрастала больше, хотя Вивенна ни разу не видела, чтобы Вашер ее подравнивал. Как ему удавалось поддерживать нужную длину? Делал ли он это намеренно, или она присочиняла лишнее?

– Ты не такая, как я ожидал, – заметил Вашер.

– Была бы такой. Несколько недель назад.

– Сомневаюсь, – ответил он, вгрызаясь в мясной оковалок. – Такая сила духа не развивается за несколько недель на улице. На мученичество тоже не похоже.

Она посмотрела ему в глаза:

– Я хочу, чтобы вы рассказали мне больше о пробуждении.

Он пожал плечами:

– Что ты желаешь услышать?

– Даже не знаю, как на это ответить, – сказала Вивенна. – Дент научил меня нескольким командам, но в тот же день вы меня похитили.

Вашер кивнул. Он некоторое время сидел молча.

– Итак? – спросила она наконец. – Может быть, что-нибудь скажете?

– Я думаю.

Она состроила удивленную мину.

Он нахмурился:

– Я занимаюсь пробуждением очень и очень давно. Мне всегда бывает трудно объяснить. Не подгоняй меня.

– Ничего страшного, – сказала Вивенна. – Не спешите.

Глаза Вашера метнули в нее молнию.

– Одолжений мне тоже не нужно.

– Я не делаю одолжений, всего лишь вежливо говорю.

– Ну так в следующий раз будь вежлива и воздержись от снисходительного тона, – огрызнулся он.

«Снисходительность? – опешила Вивенна. – Не было ее!» Она уставилась на Вашера, а он все жевал сушеного кальмара. Чем дольше она находилась в его обществе, тем меньше боялась, зато раздражалась сильнее. «Он опасный человек, – напомнила себе принцесса. – Он усеял город трупами, применив свой проклятый меч, чтобы заставить людей резать друг дружку».

Несколько раз она подумывала о бегстве, но в итоге решила, что это глупо. Она не видела ничего дурного в его старании остановить войну, а мрачное обещание, которое он дал в подвале, прочно засело в памяти. Она поверила ему. Не без колебаний.

И с настоящей минуты намеревалась быть чуточку бдительнее.

– Ладно, – произнес он. – Пожалуй, так будет лучше. Мне надоело, что ты расхаживаешь со своей яркой аурой, которой даже не можешь воспользоваться.

– И?..

– И думаю, что нужно начать с теории. Существуют четыре разновидности биохроматических сущностей. Первая и самая выдающаяся – возвращенные. В Халландрене их называют богами, но я предпочитаю звать их «стихийными сознательными проявлениями биохромы в умерших носителях». Странно в них то, что они единственные биохроматические создания, которые возникают естественным путем, и это теоретически объясняет их неспособность использовать или жаловать свое достояние. Конечно, все живое обладает определенным количеством биохромы. Этим же может объясняться и то, что существа первого типа сохраняют сознание.

Вивенна моргнула. Она ожидала другого.

– Тебе интереснее существа второго и третьего типа, – продолжил Вашер. – Тип второй – это бессознательные проявления в умерших носителях. Их сотворение обходится дешево даже неумелыми командами. Таков закон биохроматического параллелизма: чем ближе носитель к живому существу, тем легче его пробудить. Биохрома есть жизненная сила, а потому тяготеет к образчикам жизни. Но это приводит нас к другому правилу – закону соизмеримости. Он гласит, что количество дохов, необходимое для пробуждения чего-либо, не обязательно соответствует силам пробужденного. Квадратик ткани и ее кусок, вырезанный в форме человека, потребуют совершенно разного объема дохов, но, когда их зарядят, будут, по сути, одинаковыми. Объяснение тут простое. Некоторые люди представляют себе, что пробуждать – это как налить воды в чашку. Ты льешь, пока чашка не наполнится, после чего объект оживает. Аналогия ошибочная. Вместо этого представь, что пробуждение – это как стук в дверь. Ты стучишь и стучишь, и одни двери отворить легче, чем другие, но если уж они открываются, то одинаково.