Р. Бэккер - Воин-Пророк

Он ни к чему не прикасался.

Потом однажды на заре она пришла к нему, а его не оказалось на месте.

После отчаянной беготни по галереям дворца она отыскала его в их покоях; растрепанный, он шутил с только что вставшей Серве.

— Эсми-Эсми-Эсми, — надув губы, проговорила Серве; глаза у нее были припухшими после сна. — Ты не могла бы принести мне маленького Моэнгхуса?

На радостях забывшая рассердиться Эсменет нырнула в детскую и вытащила темноволосого младенца из люльки. Хотя ошарашенный взгляд малыша заставил ее улыбнуться, она поймала себя на том, что от зимней синевы его глаз ей становится не по себе.

— Я как раз говорил, — сказал Келлхус, когда она передала ребенка Серве, — что Великие Имена и должны были вызвать меня…

Он поднял окруженную сиянием руку.

— Они хотят вести переговоры.

Конечно же, он и словом не обмолвился о результатах своей медитации. Он никогда этого не делал.

Эсменет взяла его руку и села на кровать, и лишь тогда до нее дошел весь смысл сказанного.

— Переговоры?! — воскликнула она. — Келлхус, они вызывают тебя, чтобы убить!

— Келлхус! — позвала Серве. — Что она такое говорит?

— Что эти переговоры — ловушка! — Эсменет сурово посмотрела на Келлхуса: — Ты же знаешь!

— Как ты можешь так думать?! — изумилась Серве. — Все любят Келлхуса. Все теперь знают!

— Нет, Серве. Многие ненавидят его — очень многие. Многие желают его смерти!

Серве рассмеялась — рассеянно, как умела она одна.

— Эсменет… — произнесла она так, словно разговаривала с ребенком.

Она подняла маленького Моэнгхуса в воздух.

— Тетя Эсми забыла, — проворковала она. — Да-а-а. Она забыла, кто твой папа!

Эсменет смотрела на нее, утратив дар речи. Иногда ей больше всего на свете хотелось свернуть девчонке шею. Как? Как он может любить эту жеманную дурочку?

— Эсми, — позвал вдруг Келлхус.

От предостережения, прозвучавшего в его голосе, сердце Эсменет заледенело. Она повернулась к нему, воскликнув глазами: «Прости меня!»

Но она не могла сделаться менее резкой — только не сейчас.

— Скажи ей, Келлхус! Скажи ей, что может произойти!

«Опять?! Нет!»

— Выслушай меня, Эсми. Другого пути нет. Нельзя допустить, чтобы заудуньяни и ортодоксы воевали между собой.

— Даже из-за тебя? — выкрикнула Эсменет. — Все Священное воинство, весь город — не более чем жалкие крохи по сравнению с тобой! Разве ты не понимаешь, Келлхус?

Весь ее запал вдруг растворился во внезапной боли и опустошении, и Эсменет сердито вытерла слезы. Происходящее было слишком важным, чтобы тратить время на плач. «Но я так много потеряла!»

— Разве ты не понимаешь, насколько драгоценен? Подумай о том, что говорил Акка! А вдруг ты действительно единственная надежда этого мира?

Келлхус взял ее лицо в ладони, провел большим пальцем по брови и задержался на виске.

— Иногда для того, чтобы достичь цели, нужно пройти через смерть.

Эсменет представила себе Шиколя из «Трактата», умалишенного ксерашского короля, велевшего казнить Последнего Пророка. Она представила себе его позолоченную бедренную кость, орудие правосудия, которое до нынешних дней оставалось в мире айнрити самым ярким символом зла. Что там Айнри Сейен сказал безымянной любовнице короля? Что иногда гибель ведет на небеса?

«Но это же безумие!»

— Кратчайший Путь, — сказала Эсменет и сама ужаснулась прозвучавшему в голосе высокомерию, от которого на глаза наворачивались слезы.

Но на его лице, обрамленном светлой бородой, засияла улыбка.

— Да, — кивнул Воин-Пророк. — Логос.

— Анасуримбор Келлхус, — нараспев произнес Готиан сильным, хорошо поставленным голосом, — настоящим я объявляю тебя лжепророком и самозванцем, незаконно заявившим о принадлежности к касте воинов. Совет Великих и Малых Имен постановил наказать тебя так, как велит Писание.

Серве услышала пронзительный вопль, перекрывший оглушительные выкрики, и лишь потом осознала, что это кричит она сама. Моэнгхус у нее на руках захныкал, и Серве принялась укачивать его, хотя была слишком напугана, чтобы ворковать над малышом. Сотня Столпов обнажила мечи и взяла их с Келлхусом в кольцо, обмениваясь яростными взглядами со шрайскими рыцарями.

— Вы никого не можете судить! — проорал кто-то. — Только Воин-Пророк изрекает приговор Божий! Это вы виновны! Это вас надлежит наказать!

— Лжепророк! Лжепророк!..

Обвинения. Проклятия. Причитания. Воздух звенел от криков. Сотни людей собрались у разрушенной Цитадели Пса, чтобы послушать, как Воин-Пророк ответит на обвинения Великих и Малых Имен. Нагревшиеся на солнце черные руины высились над ними: обломанные закопченные стены; фундамент, засыпанный обломками; бок обрушившейся башни, голый и округлый на фоне руин, смахивающий на бок всплывшего подышать кита. Люди Бивня теснились на всех свободных участках склона. На каждом пятачке земли толпились люди, потрясающие кулаками.

Инстинктивно прижав ребенка к груди, Серве в ужасе оглядывалась по сторонам. «Эсми была права… Нам не следовало приходить!» Она посмотрела на Келлхуса и не удивилась спокойствию, с которым он наблюдал за бушующей толпой. Даже сейчас он казался божественным гвоздем, скрепляющим то, что произошло, с тем, что должно произойти.

«Он заставит их увидеть!»

Но рев усиливался, отдаваясь дрожью в ее теле. Несколько человек уже схватились за ножи, как будто яростные крики были достаточным основанием для кровавых бесчинств.

«Как много ненависти».

Даже Великие Имена, собравшиеся на свободном участке посреди двора крепости, кажется, обеспокоились, хотя все шло в точном соответствии с их расчетом. Они с непроницаемым видом смотрели на неистовствующую толпу. Уже вспыхнуло несколько драк. Серве видела сверкание стали среди плотной толпы — верующие, осажденные неверующими.

Какой-то изголодавшийся фанатик сумел проскользнуть мимо Сотни Столпов и ринулся к Воину-Пророку…

… Келлхус вынул нож у него из руки — легко, словно у ребенка, — схватил одной рукой за горло и поднял над землей, как задыхающегося пса.

Крики постепенно стихли; все больше и больше перепуганных глаз оказывались прикованы к Воину-Пророку и его бьющейся жертве — и вскоре уже было слышно, как хрипит несостоявшийся убийца. От ужаса Серве не могла отвести глаз от Келлхуса. «Почему они делают это? Почему они навлекают на себя его гнев?»

Келлхус швырнул нападавшего на землю, и тот остался лежать недвижно — обмякшая груда плоти.

— Чего вы боитесь? — спросил Воин-Пророк.

Тон его был одновременно и печальным, и властным — не повелительные манеры короля, но деспотичный голос истины.

Готиан принялся проталкиваться через зрителей.