Р. Бэккер - Воин-Пророк

— Гнева Господня, — выкрикнул он, — карающего нас за то, что мы дали приют мерзости!

— Нет, — сверкающие глаза Келлхуса находили их среди толпы: Саубона, Пройаса, Конфаса и прочих. — Вы боитесь, что по мере того, как моя сила возрастает, ваша начнет ослабевать. Вы делаете это не во имя Бога, а во имя корыстолюбия. Вы не в силах стерпеть, что кто-то владеет вашим Священным воинством. Но в сердце каждого из вас угольком тлеет вопрос, который вижу я один: «А вдруг он и вправду пророк? Какая судьба ждет нас тогда?»

— Молчать!!! — взревел Конфас, брызгая слюной.

— А ты, Конфас? Что скрываешь ты?

— Его слова — копья! — крикнул Конфас остальным. — Уже сам его голос — оскорбление!

— Но я всего лишь повторяю вам ваш собственный вопрос — а вдруг вы ошибаетесь?

Даже Конфас был оглушен силой этих слов. Казалось, будто Воин-Пророк говорит голосом Бога.

— Вы злитесь из-за отсутствия уверенности, — печально продолжал Келлхус. — Я спрашиваю лишь об одном: что движет вашими душами? Что заставляет вас осуждать меня? Действительно ли это Бог? Бог идет через сердца людей с уверенностью и славой! Так Бог ли идет сейчас через ваши сердца? Действительно ли Бог идет сейчас через ваши сердца?

Тишина. Едкая тишина страха, как будто они были сборищем испорченных детей, внезапно получивших выговор от богоподобного отца. Серве почувствовала, что по щекам текут слезы.

«Они видят! Они наконец-то видят!»

Но затем шрайский рыцарь по имени Сарцелл, — единственный, на чье лицо не легла тень сомнения, — ответил Воину-Пророку громким, чистым голосом.

— Все на свете одновременно и свято, и грешно, если говорить о сердцах людей, — сказал рыцарь-командор, цитируя Бивень, — и хоть они сбиты с толку и тянут руки ко тьме, имя их — свет.

Воин-Пророк внимательно взглянул на него и процитировал:

— Внимайте Истине, ибо она в силе идет среди вас, и не будет она отвергнута.

Сарцелл ответил с блаженным спокойствием:

— Бойтесь его, ибо он — мошенник, Ложь, обретшая плоть, идет он среди вас, чтобы загрязнить воды вашего сердца.

И Воин-Пророк печально улыбнулся.

— Говоришь, ложь, обретшая плоть, Сарцелл?

Серве заметила, как его взгляд скользнул по толпе, потом задержался на стоящем неподалеку скюльвенде.

— Ложь, обретшая плоть, — повторил он, глядя в напряженное лицо чудовища. — Охота не должна прекращаться… Помни об этом, когда будешь вспоминать секреты битвы. Великие все еще прислушиваются к тебе.

— Лжепророк, — бросил Сарцелл. — Князь пустоты.

И, как будто эти слова были сигналом, шрайские рыцари кинулись на Сотню Столпов, и закипела яростная схватка. Кто-то пронзительно закричал, и один из рыцарей упал на колени, зажимая левой рукой обрубок правой. Еще один пронзительный крик, и еще, а потом толпа голодных людей, словно пробудившись при виде крови, хлынула вперед.

Серве закричала, вцепилась в белый рукав Воина-Пророка, с неистовым безрассудством прижала к себе ребенка. «Этого не может быть…»

Но все тщетно. После нескольких мгновений ужасной бойни шрайские рыцари добрались до них. Словно в кошмарном сне, Серве смотрела, как Воин-Пророк поймал чей-то клинок ладонями, сломал его, а потом прикоснулся к шее нападавшего. Тот рухнул. Другого Келлхус схватил за руку, и та внезапно обмякла, а потом его кулак прошел через голову нападавшего, словно это был арбуз.

Где-то невероятно далеко Готиан орал на своих людей, приказывая им остановиться.

Серве увидела, как рыцарь с лицом безумца мчится на нее, воздев меч к солнцу; но потом он очутился на земле, нашаривая кровоточащую рану у себя в боку, а ее грубо схватила чья-то рука, перевитая шрамами и невероятно сильная.

Скюльвенд? Скюльвенд спас ее?

Великому магистру наконец-то удалось обуздать своих рыцарей, и они отступили. Поджарые воины напоминали волков. Бивни, которые они носили на грязных исцарапанных доспехах, казались старыми и недобрыми.

Весь мир превратился в круговорот вопящих лиц.

Готиан, переставший сыпать проклятиями, вышел из-за спин своих людей, несколько мгновений мрачно смотрел на Найюра, потом повернулся к Воину-Пророку. Некогда аристократическое лицо великого магистра теперь было изможденным и осунувшимся.

— Сдайся, Анасуримбор Келлхус, — хрипло произнес он. — Ты будешь наказан в соответствии с Писанием.

Серве билась в руках степняка, пока он не отпустил ее. Он смотрел на нее с диким ужасом, но она не ощущала ничего, кроме ненависти. Она протолкалась к Келлхусу и прижалась лицом к его одежде.

— Сдайся! — всхлипнула она. — Мой супруг и господин, ты должен сдаться! Или умрешь здесь! Ты не должен умереть!

Серве почувствовала ласковый взгляд Пророка, его божественное объятие. Она взглянула ему в лицо и увидела любовь в сияющих глазах. Любовь Бога к ней! К Серве, первой жене и возлюбленной Воина-Пророка. К девушке, не представляющей из себя ничего…

Сверкающие слезы потекли по ее щекам.

— Я люблю тебя! — воскликнула она. — Я люблю тебя, и ты не можешь умереть!

Она опустила взгляд на горланящего ребенка.

— Наш сын! — всхлипнула Серве. — Наш сын нуждается в Боге!

Она почувствовала, как чьи-то руки грубо обхватили ее и вырвали из объятий Келлхуса. Серве ощутила боль, какой прежде не знала. «Мое сердце! Они отрывают меня от моего сердца!»

— Он же Бог! — пронзительно закричала она. — Неужто вы не видите? Он — Бог!

Серве сопротивлялась, но державший ее мужчина был слишком силен.

— Бог!

Тот, кто держал ее, спросил:

— Согласно Писанию?

Это был Сарцелл.

— Согласно Писанию, — ответил Великий магистр, и в голосе его не было сострадания.

— Но у нее же новорожденный ребенок! — крикнул кто-то.

Скюльвенд?.. Почему он защищает ее? Серве взглянула на него, но увидела лишь темную тень на фоне скопления людей, слившихся из-за слез и яркого света в единую массу.

— Это не имеет значения, — отозвался Готиан; голос его затвердел от свирепой решимости.

— Это мой ребенок!

Неужто в голосе скюльвенда и вправду прозвучало безумие? Боль?

«Нет… не твой. Келлхус? Что случилось?»

— Ну так забери его.

Отрывисто, словно стараясь подавить разочарование.

Кто-то вырвал вопящего сына из рук Серве. Еще одно сердце ушло. Еще одна боль.

«Нет… Моэнгхус? Что происходит?»

Серве кричала до тех пор, пока ей не начало казаться, что ее глаза вспыхнули огнем, а лицо рассыпалось в пыль.

Вспышка солнечного света на стали. Нож Сарцелла. Крики. Радостные и испуганные.

Серве почувствовала, как жизнь вытекает из груди. Она шевельнула губами, пытаясь заговорить с ним, с богоподобным человеком, сказать что-нибудь напоследок, но с губ не сорвалось ни звука, ни вздоха. Она подняла руки, и с протянутых пальцев упали капли темного вина.