Ричард Адамс - Майя

Ох, что тут началось, ты не представляешь! Форнида заметалась, кричала, что сама в нижний город отправится, всем им покажет, что к чему, а Хан-Глат ее удерживал, а потом верховный жрец еще две весточки прислал, одну с коробейником, а вторую с шерной, Ниллистой, ты ее не знаешь… Любопытно, конечно, что она в храме делала…

В общем, спустя часов шесть, посреди ночи, Хан-Глат Форниду убедил, что ей из города лучше убраться, только сам с ней бежать не захотел, как она его ни уговаривала. В конце концов Форнида сообразила, что если останется, то он, не ровен час, сам ее прирежет. Бунтовщики в нижнем городе всю ночь бушевали, мы думали, вот-вот через Павлинью стену переберутся. Особняк, конечно, палтешцы охраняли, но даже им не по себе стало. Форнида решила к своим войскам прорваться, они ж на равнине под Беклой остались, – правда, непонятно было, почему они до сих пор в город не вошли. Тут прибыли два палтешских гонца, все и выяснилось. Форниде аж поплохело. Оказывается, Сендекар, прослышав, что Форнида тебя убила, выступил в Беклу. Знаешь, банзи, Сендекар за тебя горой стоит. Карнат ведь в западный Терекенальт ушел, так что нападать на бекланцев не собирался, вот Сендекар и решил за тебя отомстить. В общем, он подоспел на помощь Керит-а-Трайну, они палтешцев наголову разгромили, так что на войско Форниде больше надеяться не приходилось. Она хоть и сволочь, но смелости ей было не занимать.

Она гонцов выслушала, повернулась к Хан-Глату и говорит: «Что ж, подлый трус, если тебе невтерпеж от меня избавиться, я на Квизо уеду, а как вернусь, тебе не поздоровится. И ничего мне от тебя больше не надо, только дай мне десяток солдат – вот, здесь все имена указаны».

И что ты думаешь, банзи, Хан-Глат покорно список взял и ушел. А Форнида велела Ашактисе и нам с Зуно собираться в дорогу. Час спустя мы по веревке спустились с восточной стены в верхнем городе, недалеко от твоего дома, – в нижний город ведь не сунешься, а через Красные ворота тоже ходу не было, там Эвд-Экахлон в крепости засел.

А Форниде хоть бы что – она в путь отправилась, будто на праздник. Если б я не знала, какая она мерзавка, честное слово, восхитилась бы. Понятно, отчего ей все повиновались. Палтешцы за нее в огонь и воду готовы были пойти. Она о них заботилась как настоящий командир – оружие проверяла, подбадривала, шутила и все такое, хотя больше всего ее волновало, как бы они не сообразили, что это позорное бегство. Вот она и рассказывала, как они в Беклу вернутся, как мелекрил отпразднуют, – в общем, поддерживала боевой дух.

Я ее спросила, мол, что, мы на Квизо пешком пойдем, а она рассмеялась и сказала, что нам полезно проветриться и что тридцать лиг – невелика дорога, за десять дней туда-обратно обернемся. Зуно с несчастным видом напомнил ей о горах.

«Подумаешь, горы! – воскликнула она. – Там очень мило, тебе понравится. Жаль, времени не будет любоваться, нам на Квизо до начала дождей нужно дойти. Но я в тебя верю, Зуно. Спорим на сто мельдов, ты первым в Гельт попадешь!»

Все, конечно, захохотали. Понимаешь, Форнида была уверена, что у нее все получится.

Ну вот, вышли мы на Гельтский тракт, и тут на меня вдруг накатило. Я поначалу подумала, что это от жары – солнце палило нещадно, даже солдаты еле плелись, а Форнида шагала себе как ни в чем не бывало, да еще и солдатскую котомку несла. А во мне так и зудело что-то, мол, надо Форниду с тракта увести. Тут я сообразила, что это Канза-Мерада мне знак подает, объясняет, что дальше делать. Только богиня мне не все поведала, иначе я бы совсем голову от страха потеряла, и Форнида бы неладное заподозрила. Ты же знаешь, боги всегда наставляют тех, кто не понимает, что делает, вот как невинные дети или безумцы.

В полдень на равнине, к западу от тракта, мелькнули хижины – жалкая деревушка. На севере, у границы с Уртой, местность безлюдная: с одной стороны степь, с другой стороны – Тонильданская пустошь, а между ними тракт по холмам бежит. Ни деревца тебе, ни кустика, озер и рек тоже нет. Только у колодцев что-то растет, хоть какой-то тенек. Ну я Форниде и предложила: «Фолда, хорошо бы нам отдохнуть и перекусить, не все ж такие выносливые, как ты». Она сначала заупрямилась, но я ее убедила, что нет смысла в первый же день пути народ загонять. Свернули мы с тракта, прошли по тропке в деревню, в таверне съели похлебки, выпили кислого вина. Форнида в накидку укуталась, чтобы не признали.

А уж после этого начала я на Форниду морок наводить, как на Сенчо когда-то. Ох и трудно же с ней пришлось, она покрепче нашего обжоры оказалась. Помнишь, как я уртайцу голову задурила, чтобы он себя призрачным ножом заколол? Так вот, это пустяки – Форниде глаза отвести куда тяжелее. Она сильная, в самом соку, повелевать привыкла… Вдобавок Канза-Мерада меня только подталкивала, а для чего именно – я не ведала. Вот, значит, велела мне богиня Форниду с тракта увести, подальше от посторонних глаз, я и старалась как могла.

После обеда я ей и говорю, что, мол, вдали от тракта, на равнине, можно из лука пострелять – ты же помнишь, она с луком ловко обращалась. Ну, пошли мы по тропке в соседнюю деревню, а потом в следующую. Форнида пару коршунов подстрелила, а еще нам дикие собаки встретилась, тут она себе потеху и устроила. К ночи добрались мы до крохотной деревушки, расположились на ночлег. Форнида меня к себе призвала, солдатам сказала, что, мол, я ее личная охранница, а Ашактису отправила восвояси – она над прислужницей своей любила издеваться, всегда старалась задеть ее побольнее. Короче, банзи, к следующему вечеру мы лиг десять прошли, до Гельтского предгорья лиг семь осталось, и тут богиня снова ко мне обратилась. Ох, как мне страшно стало!

Это все сложно понять, пока на своей шкуре не изведаешь. Помню, в Серебряном Теджеке, мне лет восемь было, Зай со жрицей беседовал, и она ему сказала: «Как страданием и молитвой сердце напитается, будто водой из колодца, так в нем богиня и пробудится». Вот и в моем сердце она пробудилась, а меня великий ужас обуял. Такого страха я не испытала ни когда мы через Говиг шли, ни когда Сенчо убивали… Понимаешь, богиня мне сказала только, что мы приближаемся к месту древней силы. Я и сама чувствовала, как нас зловещая жуть туманом обволакивает, и чем ближе мы подходили, тем хуже становилось, хотя, кроме меня, этого никто не замечал: шли себе и шли, даже Ашактиса повеселела. Один Зуно видел, что мне худо, только не знал почему, старался подбодрить добрым словом… Ох, как я ему благодарна! А вокруг, как перед грозой, невидимая тьма сгущалась, давила так, что не продохнуть от ужаса. И Канза-Мерада вещает мне в сердце: «Для тебя горнило раздули, пришел твой час!» В груди все сжалось, воздуха не хватало, будто подушкой рот зажали, дышать нечем. Форнида решила, что я притворяюсь, и давай измываться! Ну, я стерпела, конечно, а чуть погодя оно отпустило. Только страх остался.