Мэри Пирсон - Поцелуй обмана

Как много деталей он успел разглядеть во время краткой случайной встречи на дороге.

Впрочем, этот человек очень наблюдателен – сразу заметил сегодня в переполненной таверне, что мой огонек еле теплится.

Каден выпрямился.

– Могу ли я чем-то помочь?

Его голос был участливым, теплым, он напомнил мне отдаленные раскаты летнего грома – они кажутся даже ласковыми на большом расстоянии. И снова взгляд этих глаз, под ним я чувствовала себя обнаженной даже в одежде, как будто они видели меня насквозь. Я понимала, что не могу сесть рядом и рассказать ему обо всех своих горестях, но под его неотступным взглядом меня так и подмывало это сделать.

– Ничем, – шепнула я. Он протянул руку и стиснул мои пальцы. Между нами повисло молчание. – Мне пора возвращаться к своим обязанностям, Каден.

Оглянувшись, я заметила, как Берди наблюдает за нами из дверей кухни. Что она должна о нас подумать, было первой моей мыслью, а затем: кто еще это видел? Но было ли в этом что-то предосудительное? Чего мне стыдиться? Разве это не хорошо, что хоть кто-то беспокоится обо мне, тогда как весь мир только и думает, как бы накинуть мне на шею петлю? Я была благодарна Кадену за его участие, но все же отняла руку.

– Благодарю вас, – шепнула я, боясь, как бы не задрожал голос, и поскорее убежала прочь.

Когда мы покончили с вечерними трудами, я оставила недоумевающую Паулину у двери, а сама убежала вперед, оправдавшись тем, что мне нужно на свежий воздух и я хочу пройтись. Но моя прогулка была не дальней, я дошла только до стойла Отто. Там было темно, пусто, и я могла без опаски поделиться с ослом своими тревогами. Усевшись с ногами на перегородку загона и удерживая равновесие, я одной рукой обнимала опорный столб, а другой поглаживала своего четвероногого друга. Отто не удивился моему позднему визиту. Он принял его с такой благодарностью, что у меня сжалось сердце. Я и без того еле сдерживала подступающие рыдания. Что же мне делать?

Правда убьет Паулину.

Я услышала шорох, лязг металла и замерла, всматриваясь в темноту.

– Кто здесь?

Ответа не было.

А потом снова раздался шум, как мне показалось, с другой стороны. Ничего не понимая, я развернулась, соскочила на пол и снова окликнула: «Кто здесь?»

В лунном луче появилось бледное лицо Паулины.

– Это я. Нам надо поговорить.

Я не собирался подглядывать, но так сложилось. Если бы я мог тихо удалиться, я бы так и поступил, но я оказался в ловушке. Вышло так, что за один день мне довелось гораздо больше увидеть случайно, чем намеренно.

Я отправился ужинать в город, не желая снова столкнуться с принцессой. Для одного дня мне было вполне достаточно. Хватит с меня этого придворного вероломства. Я уже и раньше твердил себе, что от этой высокомерной гордячки не приходится ждать ничего хорошего. А для меня так даже лучше. Надежнее держаться от нее на расстоянии. Но, допивая третий сидр и едва прикоснувшись к еде, я понял, что не могу думать ни о чем другом и пытаюсь разобраться в том, что произошло. С каждым глотком я осыпал ее все новыми проклятьями.

А ведь несколькими часами раньше, этим утром, увидев ее в каньоне, я лишился дара речи. Она выглядела, как обычная девушка, собирающая ягоды. Волосы заплетены в косы, выбившиеся пряди легко касались шеи, щеки разрумянились на солнце. В ней не было притворства. Не было властной надменности. Не было секретов кроме уже известных мне. Мысленно я подбирал слова, чтобы описать ее, но ни одно не казалось верным. Я сидел в седле, как безмозглый дурень, и просто смотрел. А потом она предложила мне остаться. Мы шли рядом, и я понимал, что ступил на скользкую дорожку, но это меня не остановило. Сначала я следил за собой, взвешивая каждое свое слово, но потом каким-то непостижимым образом она заставила меня разговориться. Все казалось таким невинным и чистым. Но потом вдруг все оказалось по-другому. Мне следовало бы это предвидеть.

На вершине утеса, когда больше некуда было идти, когда наши слова, казалось, ничего не значили, а наша близость друг к другу значила намного больше, когда я не смог бы отвести от нее глаз даже ради спасения собственной жизни, мне в голову пришла одна возможность – только одна, единственная. Я подошел ближе. Это длилось один миг. Бесконечно длинный миг, и у меня захватило дух, но тут она произнесла всего несколько ядовитых слов – ужасная ошибка… мало чем отличается от татуировок дикарей-варваров – и я отшатнулся, как от пощечины. Мне не следовало забывать правду.

Она не была простой семнадцатилетней девушкой, как и я не был обычным молодым человеком, помогающим ей обирать ежевичные кусты. Между нашими мирами не было ничего общего. Я обманывал себя. У нее была одна цель. У меня другая. Она почти выплюнула свои презрительные слова, и я ощутил, что яд проникает в мои вены. Я вспомнил, что мы совершенно разные, и никакая прогулка по окрестностям не могла этого изменить.

Чем больше я пьянел, тем туманнее становился мой гнев, но затем воспоминания о ее тайном свидании в лесу воспламеняли его с новой силой. Зачем я двинулся следом за Каденом? Я поил коня и заметил, как он спускается по тропе за ее домом. Я вскочил и последовал за ним. Чего я ожидал? Не того, что увидел. Это объяснило мне все. У нее был любовник . Я понял, что лелеял опасную фантазию.

После четырех сидров я расплатился и вернулся на постоялый двор. Было уже поздно, я рассчитывал, что уже ни с кем не встречусь по пути. Расседлав коня и умывшись, я направлялся к себе, когда появилась она. Она бежала по тропе, очертя голову, зажав в кулаке свой чепец, как оружие, а волосы развевались у нее за спиной. Я отступил в темный угол конюшни, ожидая, что она пробежит мимо, но она остановилась. Войдя в конюшню, подошла к стойлу осла и вскарабкалась на низкую перегородку, всего в нескольких футах от меня.

Нельзя было не заметить, что она расстроена. Больше чем просто расстроена. Полна страха. Но я был склонен думать, что эта девушка ничего не боится. Я наблюдал: приоткрытые губы, неровное, учащенное дыхание. Она шептала что-то ослу, перебирая пальцами его гривку, трепля его за ушами, шептала так тихо, что я не мог разобрать слов, хотя и стоял всего в нескольких шагах – так близко, что мог коснуться ее, если бы протянул руку.

Я всматривался в ее лицо, слабо освещенное дальним светом из окон таверны. Она нахмурила брови так, что между ними залегла страдальческая морщина – и все же она была прекрасна . Странно было думать об этом именно сейчас. Раньше я старательно избегал этой мысли каждый раз, как видел принцессу. Я не мог позволить себе такие мысли, но теперь это слово пришло, непрошенное, безжалостное.