Евгений Мисюрин - Черный грифон

– Как!? – для Молчана это было равносильно самоубийству государя.

– А вот так. Поставил вместо них этих сволочей жандармов. А они, думаешь, чьи? Думаешь, царёвы?

Князь Балканский свернул из пальцев массивный кукиш и размашисто помахал им перед собой, едва не задевая нос Молчана.

– Кардинальные они! Могильные, – почти прокричал он.

– Ну и дела, – от души удивился десятник.

– Да, сотник. Такие вот дела. И что нам делать прикажешь? – в пьяных глазах светился неподдельный интерес. Казалось, князь и впрямь послушается доброго совета. – Домой идти? Так все, почитай, московские. Да и не дело это, рать распускать. На Москву атакой? Так там, чай, он, Василевс. Не царя же воевать.

Михайло достал из-под стола пустой полуштоф, опрокинул его над своей стопкой и печально потряс. Молчан не говоря ни слова поменял свою налитую на пустую. Князь выпил будто так и надо было.

– Вот и стоим здесь, ничего не делая. Выстроили вокруг Москвы матушки кольцо, а что дальше, никто и не знает. Может, ты подскажешь, а? Человек прохожий?

Молчан напряжённо думал. Если князь ещё пару седьмиц здесь посидит, пропадёт воевода. А что ему делать?

– Ты понимаешь, что там началось? – продолжал между тем собеседник. – Тать на тате сидит и таким же погоняет. Жандармы, они же не дружина. Они за деньги даже повеситься готовы. Это дружинные не за плату служили, а по присяге. А тут… – он махнул рукой. – Люди на Москве пропадать стали, веришь? Да не абы кто. Девицы младые. А ещё блуд по столице ползёт, пьянство и разбой. Ночью уже не пройти, чтобы не ограбили.

Он вновь потряс бутылку, затем заглянул в стопку к Молчану, вздохнул и съел щепоть капусты.

– Да ты сам посмотри. Слышишь, сотник. Ты мужик, чай, башковитый. Вот и посмотри. Авось, какая идея голову и придёт. А мы пока тут постоим.

Он внезапно упал на спину и сразу же захрапел. Молчан посидел ещё немного, съел капусты, и вышел. Снаружи стоял оружный парень, глаза его были печальны.

– Давно так? – спросил Молчан.

– Да, почитай, третья седьмица пошла. И сам мучится, сердечный, и всех проезжих замучил. Всё совета просит.

– Да… – вздохнул Молчан. – А ты сам-то как думаешь?

– Да что тут думать, дядя? – с молодым задором ответил охранник. – Царя спасать надо. Затравят его, родимого, и года не пройдёт, сердцем чую.

День начался для Платона неудачно. На этот раз его даже не захотели пускать в хором. Если раньше просто отвечали, что Марии нет и когда будет, не знают, то сейчас бесцеремонно прогнали прямо с порога, да ещё и обозвали кардинальским подсылом. И это при том, что хором он едва нашёл. Дважды проходил мимо. Ну не мог молодой человек представить, что эта мечеть, классическая, с крышей куполом и трубой минарета рядом, посвящена Маре.

Настроение испортилось. Молодой человек бродил по абсолютно неизвестной Москве, и очень переживал за столицу. Он прожил здесь уже неделю, и за это время создалось необычное впечатление.

Начать с того, что гостиниц здесь не было. Ни одной. Как оказалось, в Москву ехали или к родне, и тогда у неё же и жили, или торговать. В этом случае о жилье договаривались заранее с партнёрами или хозяевами торговых точек. Были ещё различные посольства и представительства. У них вообще стояли свои дома, а у кого-то и целые кварталы. И мало, кто ехал в столицу наобум.

Неприятности начались ещё на въезде. Примерно в районе привычного Платону Садового город опоясывал высокий частокол. В том месте, куда вела дорога, были устроены ворота с целым пропускным пунктом. Там и встретил Смирнова одетый в красно-синий кафтан детина с немаленькой палицей на боку.

– Ножичек-то убери, – с ласковой грубостью сказал он, указывая на меч. – Не положено в Москву с оружием.

– Куда ж я его дену? – удивился Платон.

– Можешь мне отдать, – с нарочитым равнодушием ответил контролёр. – Выходить будешь – заберёшь, если повезёт.

Эти слова сопровождал дружный взрыв смеха из караульной будки. Детина, довольный эффектом, продолжил.

– А то вдруг ты что недоброе задумал. Покушение, например. На Василевса-батюшку.

Хохот внутри стал залёбывающимся. Видимо, это была уж очень удачная шутка.

Платон не рискнул оставить Киркелин на проходной. Вместо этого вернулся назад по дороге, подальше, за пределы пристроившихся к забору неказистых домиков, свернул в рощу, и, скрепя сердце, прикопал меч поглубже под деревом. Так надёжнее будет. А то рожи у тех, на воротах, вот ни разу не честные.

На проходной его тщательно осмотрели. Заметно было, что детина уже всерьёз рассчитывал получить меч в своё пользование, и тут вдруг облом.

– А что ищешь-то? Может, подскажу? – весело спросил Платон.

– Сам знаю, – буркнул проверяющий.

Смирнов достал из кармана рубль и протянул детине.

– На, а то так и не найдёшь ведь.

– Соображаешь, – комментировал тот. – По делу али как? Ты, я гляжу, парень-то бранный.

– Пока не знаю, – не стал откровенничать Платон.

– К нам пойдёшь?

Вопрос прозвучал точно так же, как когда-то в другом мире, в райотделе, куда Смирнова вызвали повесткой сразу после армии. Ответил он так же.

– Я погуляю пока.

– Ну гуляй, – контролёр стал добродушен. – А надумаешь в жандармы, так нас найти легко. Ватага наша, корпус, то есть, прямо за Лубяным рынком квартирует. Заходи. Нам шустрые да смелые нужны. Найдёшь?

– Да что я, Лубянку не знаю? – вырвалось у Платона.

– Тогда удачи.

И вот теперь стало понятно, что никакая это не Москва. Во всяком случае не та, привычная, в которой Платон Смирнов прожил целых двадцать пять лет. Метро нет, дома мелкие, чаще одно- или двухэтажные. Знаковых мест, вроде Университета, Останкино и прочих ориентиров, нет и в помине. Единственное, что связывало с той столицей, это Кремль. Да и то, здесь он был белого камня, к тому же очень отличались башни. Спасская оказалась без часов, ниже и как-то толще, Боровицкая вообще представляла из себя стрелковую площадку на стене. Зато Овечья превратилась в полноценную башню, выходящую воротами на шумный вонючий рынок.

Была здесь и Красная площадь. Но больше напоминала Лужники. Так же каждый квадратный метр оказался забит киосками, палатками, просто лотками, выставленными прямо на утоптанной земле.

Собор Василия Блаженного тоже присутствовал, причём так и назывался. Даже внешний вид соответствовал. Изменились лишь кресты. Они стали равносторонние, с крупными карточными мастями по углам и полумесяцем снизу.

Глаша, лишь только вышли на площадь и перекусили, отпросилась к какой-то дальней родне. На предложение пойти вместе, она ответила:

– Негоже незнакомых в первый раз приводить. Я, батюшка, поговорю о ночлеге для тебя. Мы где встретимся?