Евгений Мисюрин - Черный грифон

Слуга с прищуром смотрел на молодого человека. Платон ловко соскочил с коня, вытянул вперёд руки и свёл плечи так, что чужой кафтан протестующе затрещал. Потом поднял голову, стараясь, чтобы на собеседника не глаза смотрели, а борода. И только после этого, презрительно кидая слова через губу, с фальшивой лаской попросил:

– Ну пойдём, Шурик. Покажешь мне книги, да людей поспрошаем.

– Да что ты, батюшка, Платон Аввакумович, – с удвоенной силой залебезил он.

Смирнов отметил, что имя нового начальника слуга запомнил.

– Чего взволновался? Али врёшь? Ежели утаил хозяйские деньги, я тебя наизнанку выверну как исподнее бельё.

– Я… да… – управляющий не знал, куда деваться.

– Ну! – грозно подсказал Платон.

– Ежели только с репы какие продажи организовать. Там можно и полста целковых наторговать, – преданно глядя в глаза сказал он, но мгновенное движение зрачков выдало ложь.

– Сколько!? – переспросил Смирнов.

– И сто можно, батюшка! Ежели с умом подойти, так и сотня целковых вполне возможна.

– Вот и подойди с умом. Или нет у тебя ума и надо кого смышлёнее искать?

– Всё сделаем, батюшка. К концу седмицы будет вам сотня целковых как солнышко утром.

– Другой разговор. А что ты там насчёт барсуков говорил?

– Так то не я, батюшка. Промысловые люди. Кто зверя промышляет, жалуются, окромя волков да барсуков не осталось в лесах зверья. На дальние урочища ходить надо.

– А они, значит, не ходят?

– Нет, батюшка Платон Аввакумович.

– Ленятся, поди?

– Да, людишки ленивые стали. Лишний шаг сделать не желают.

Платон с прищуром глянул на управляющего.

– А ты на что? – грозно спросил он. – Или забыл, что за своих людей перед хозяевами сам отвечаешь?

– Э… не забыл… – еле слышно ответил управляющий.

– Ну тогда скидай портки. Буду тебе показывать, как людей воспитывать следует.

– Не надо, батюшка, – взмолился тот. – Я и так всё понял, будет, как ты велел.

– Нет, Шурка. Придётся. А то, вижу, обленились вы здесь, и первей всех ты сам. А ну на конюшню!

Когда управляющий, непрерывно кланяясь, провожал хозяев, Платон поманил его рукой. Тот подбежал и подобострастно и даже с какой-то радостью посмотрел в глаза.

– Что там насчёт барсуков сказывал? – спросил Смирнов.

– Какие барсуки, батюшка наш Платон Аввакумович? Завтра же с утра отправлю артель на дальнее урочище за толковым зверем.

В его глазах светилась даже радость оттого, что наконец-то появилась твёрдая рука, которая наведёт порядок.

– Пусть хозяйке к вечеру пять барсучьих тушек доставят, – не слушая сказал Смирнов. – По гривеннику за каждую возьму. Вон, мальчишкам делать нечего, пусть ловят. А я буду брать ежедневно. Понял меня?

– Да на что тебе, батюшка, сей сорный зверь? – на этот раз Шурка смотрел с откровенным удивлением.

– А это уже не твоё дело. Я сказал, ты исполнил, понятно?

– Да что ж тут не понять, батюшка. Будет тебе пять барсучьих туш.

Лишь только выехали за ворота, Фёкла Марковна с огромным уважением посмотрела на спутника и заметила.

– Вот что значит мужская рука. В миг порядок навёл. А я-то, клуша, всё жалела прохиндея.

Она впервые за день засмеялась.

На обратном пути решили сделать крюк и заехать в рощу, где Платон оставил мешок с вещами. Искать долго не пришлось, спутники враз подъехали к приметному дереву, Смирнов слез, подходящей палкой раскопал землю меж корней и вынул кожаный мешок. Киркелина не было. Нагрудник оказался на месте, мелочи, лежащие с ним, так же не исчезли. Но ни меча, ни ножен, в которых он лежал, не было. Платон пять раз перекопал приметное место, потом долго стоял, не в силах даже думать. В себя его привёл окрик хозяйки.

– Платон Аввакумович, что-то случилось?

– А? – молодой человек вышел из ступора. – Меч украли.

Фёкла Марковна грациозно спустилась с лошади и подошла, уважительно глядя на спутника. Заглянула зачем-то в яму, потом осмотрела мешок.

– Он точно здесь был?

Платон молча кивнул.

– Если бы кто украсть хотел, взял бы всё. Может, ты забыл, Платончик? Может, ты его куда в другое место определил?

Меч не появился ни в другом месте, ни каким-нибудь чудесным образом. За час спутники перекопали почти всю рощу, но результата не было. Пришлось ехать домой. Настроение у Платона было испорчено.

Фёкла Марковна же, наоборот, светилась от радости. Подумать только, молодой человек враз решил её финансовые проблемы.

Вечером Смирнов снова мариновал барсучатину. Какие бы изменения ни произошли в жизни квартирной хозяйки, а утром предстояло идти на рынок.

Следующий месяц принёс большие изменения. Фёкла Марковна наконец-то начала получать деньги от имения, что, конечно же, сказалось на её настроении. Платона в доме уже считали почти своим, Катя даже не стеснялась ругаться с ним и вообще относилась как к старшему брату.

На рынок Смирнов ходил ежедневно, отчего отношения с Айдаром только улучшались. Всё чаще, приходя на торговое место, он встречал Глашу. Вот и сейчас, ещё подходя, Платон услышал звонкий смех девушки и голос татарина.

– Доброе утро, батюшка, – вежливо поклонилась девушка, едва он подошёл, и тут же повернулась к соседу. – Ну, я пойду, Айдарчик?

Татарин степенно кивнул, и девушка мышкой шмыгнула в нарождающуюся толпу.

– Слышал, ещё одна барышня пропала, – сказал Айдар вместо приветствия.

Платон посмотрел, ожидая продолжения, но сосед переключился на другую тему.

– А что, друг, – неопределённо посмотрел татарин и неожиданно спросил, – если я на Глаше твоей женюсь?

Платон чего-то подобного и ожидал. А чем ещё могли кончиться в этом мире почти ежедневные свидания? Причём, его девушка явно избегала.

Началось это неприятие месяц назад, когда Платон спросил, не брала ли Глаша его меч. Девушка мгновенно покраснела, буркнула: «Нет, батюшка. На что он мне?» и постаралась незаметно сбежать. Смирнов взял скрытницу за руку, начал выпытывать. Но все усилия привели лишь к водопаду слёз и неопределённым всхлипываниям. Понятно, что девушка что-то скрывает, но как добиться правды, Платон не знал.

Если исчезновение меча всё-таки дело рук Глаши, логично предположить, что она же и подложит его обратно. В какие-то корыстные мотивы с её стороны Платон не верил. Раз в неделю, по пути из имения, он заезжал в рощу, но меч на месте не появлялся.

И вот теперь выясняется иная причина глашиной замкнутости – девушка влюбилась в татарина. И чувство их, похоже, взаимно.

– А и женись. Я только рад буду.

– Мы с ней уже всё решили, Глаша лишь твоего благословения ждала. А раз ты не против, то я тебя сегодня угощаю.

Только Платон успел распродать шашлык, Айдар в минуту собрал остатки своего товара в сумку и крепко схватил соседа за руку.