Евгений Мисюрин - Черный грифон

– А вот и убивец наш. Сам пришёл, – кровожадно заметил жандарм и подбросил дубинку на руке.

Платон следил за полётом этого оружия и потому чуть не пропустил выпад кинжалом. Ушёл в сторону, отбил быстрый прямой удар дубины, отскочил и, задыхаясь. Спросил:

– Кто Катю убил, гад?

– Да ты ж и убил, кто ещё-то? – противник даже на мгновение замер в удивлении.

Платону в этот момент удалось махнуть по дубине, срезая почти две трети. К сожалению, меч не очень походил на Киркелин и оставил лишь засечку на твёрдом дереве.

– Не я! – на выдохе продолжил Смирнов. – Потому и спрашиваю. Вас кто послал?

– Ты дурак?

В крови Платона играл адреналин, он старался постоянно двигаться. Противник же был полнеющим, расслабившимся от лёгкой жизни, но всё-таки опытным бойцом. Движения скупые, но точные, а главное, неожиданные. Жандарм ловко махнул кинжалом, проехал лезвием по кафтану, к счастью, тело не задел. Тут же махнул дубиной снизу, целя в пах. Платон снова отбил клинком.

– Не сами, чай, пошли, – противник, похоже, решил его отвлечь или протянуть время.

Он водил дубиной вправо-влево, старательно приковывая к ней внимание.

– Сам, поди, начальник тайного приказа и послал, Осип Волк.

Жандарм сделал выпад, пробуя реакцию Платона. Тот отбил и в свою очередь пошёл в атаку, нанося прямой удар. Противник ловко ушёл, уведя клинок меча кинжалом.

– Вот его и спросишь, как домой-то приведу, – он резко сменил направление движения дубины, одновременно выкидывая кинжал.

Смирнов от выпала клинка ушёл, но получил удар деревяшкой по левому плечу. Остановился, глядя на повисшую руку. Жандарм увидел, что противник частично обездвижен и сделал резкий выпад с ударом сверху. Платон с улыбкой отбил дубину якобы нерабочей левой и достал соперника в грудь. Жандарм упал с удивлённым выражением на лице. Смирнов потёр отбитую, на этот раз реально, левую, вытер меч о форменную куртку поверженного жандарма и двинулся дальше по проулку. Где живёт Осип Волк он знал.

Начальник тайного приказа не спал. Свет горел почти в каждом окне, и Платон долго думал, как же проникнуть в дом. Ничего не придумал и решил просто постучать.

Наверное, это была не лучшая идея. Дверь открыл сам Осип и в руке у него был ромейский пистоль. Толстое бронзовое дуло на деревянной лакированной рукоятке, кремнёвый механизм. Такие Смирнов в этом мире видел лишь однажды, в дружине у коназа Ратибора. И то, оружие не стреляло, по причине отсутствия пороха, или как говорили ратники, «зелья». Сейчас этот пистоль смотрел прямо в грудь молодого человека. Через мгновение на ночной улице прогрохотал выстрел.

Платона отбросило в ближайший куст, грудь, живот, плечи, будто попали под огромный раскалённый пресс. Молодой человек ударился затылком об землю и провалился в черноту.

Он пришёл в себя от сильной боли. Казалось, его разрывают на части, причём, изнутри. В ушах ритмичный грохот. Ни руками, ни ногами пошевелить не удалось, будто и туда, и туда гири повесили. Попробовал открыть глаза. Правый кое-как получилось разлепить. Левый отдавал стреляющей болью. Сквозь красную пелену Платон смог разглядеть, что его, привязанного руками и ногами к длинной палке, куда-то тащат на плечах двое. Спина скребёт по земле, тело то и дело раскачивается в стороны, и каждое движение отдаётся в груди, животе и конечностях. Болело всё. Хотелось лечь, закрыть глаза и тихо и спокойно умереть.

– Куда ж ты, дурной, против храма, – послышалось справа.

Платон скосил глаза. Рядом стоял Осип Волк. Он сопроводил свою тираду мощным пинком под рёбра, и Смирнов снова провалился в спасительную черноту.

В следующий раз молодой человек пришёл в себя от падения на что-то твёрдое и холодное. Странное ощущение. Удар спиной о твёрдую поверхность и в то же время прикосновение успокаивающего холода к ранам. Как упасть головой в подорожник – вроде и больно, но всё равно всё пройдёт.

На этот раз глаз открылся легко. Левый, правда, не смог, было ощущение, что его чем-то заклеили, и попытки открыть вырывают ресницы.

Руки и ноги оказались связаны толстой пеньковой верёвкой, а вокруг полутёмная маленькая комната без окон с крошечной масляной лампой над дверью. Дверь, кстати, обитая железом, без ручки, замка или ещё чего-то с его стороны.

Платон с удовольствием полежал на холодном каменном полу, чувствуя, как успокаивается измученное тело. Боль понемногу притуплялась, становясь привычной, но сразу же захотелось есть, а главное – пить. За кружку воды он готов был пройти через эту мясорубку ещё раз.

К тому же что-то нужно было делать с руками. Попробовал перегрызть верёвку и обнаружил, что два зуба качаются, а одного вообще нет. Но с завязкой всё-таки справился, после чего ощупал левый глаз. Ну да, заплыл, опух, но, если раздвинуть края опухоли пальцами, то видно, значит, сам глаз в порядке. Это радует. Не придётся потом одноглазым ходить. Если оно вообще будет, это «потом».

Лязгнул тяжёлый засов, и в глаза Смирнову ударил яркий свет. Он зажмурился. Когда смог открыть глаз, перед ним, не отходя от предусмотрительно закрытой двери, стоял начальник тайного приказа. В руке его был уже знакомый пистоль.

Они целую минуту молча смотрели друг на друга. Наконец, Осип начал:

– Говорю же, дурак. Но молодец. Вон, как лихо троих моих архаровцев раскидал. Никто ничего и не понял. А меч у тебя каков был? Мечта!

– Откуда? – прохрипел узник.

– Так Айдар и принёс. А ты думал, друг? Дурак ты, третий раз говорю. Не бывает друзей. Ни у тебя, ни у меня, ни у кого. Любой тебя продаст и купит.

Платон продолжал молча сверлить вошедшего единственным открытым глазом.

– Я к тебе с предложением, – наконец, перешёл к делу Волк. – Будешь работать на меня. Понятно, не на тройке в дрожках ездить, а грязные дела вершить.

Начальник тайного приказа ухмыльнулся.

– Есть у меня для тебя особая, тайная работа. Порядок в Москве поддерживать. А тех, кому он не нравится, устранять. И лучше тебе согласиться, потому что в любом случае ты послужишь храму. Не добровольно, так жертвой.

Платон пожевал разбитыми в пельмени губами, сплюнул кровавую юшку, и невнятно сказал:

– Дай воды.

– Согласен, значит, – довольно проговорил Волк. – Ну и правильно. Оно завсегда так. Хорошая драка всех по местам расставит.

– Не согласен, – говорить было трудно, челюсть норовила открыться не вниз, а куда-то вбок, язык вываливался в дыру от выбитых зубов и речь получалась непонятной. – Я хочу пить и спать. А поговорим мы завтра.

Начальник тайного приказа задумчиво кивнул и постучал в закрытую дверь. Лязгнул засов, и он вышел. Тут же в камере появился жандарм с полным чугунком воды.

Он, шаркая, подошёл к лежащему Платону, но на последнем шаге картинно запнулся и чугунок с тонким звоном упал на пол.