Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть третья [litres]

– Мальчик, – томно произнесла графиня, – здесь так душно… Я задыхаюсь, дай мне прохладительного. Ты так красиво его разливаешь, я все помню, я свободна… Ты освободил меня, я твоя до скончания времен!

– Сударыня… Вы заблуждаетесь… Я стрелял в предателя, я не претендую на ваше… на вас… Я люблю другую!

– Ты любишь меня, – Дженнифер подняла холеную руку, на ней красовался браслет Давенпортов, а высокую прическу украшал виноград и четыре розы. – Ты мне нужен, мне нужен ты, ты нужен мне, мне ты нужен… Только мне…

– Вы мне не нужны! Слышите, я люблю другую!

– Ты любишь меня… меня… меня…

– Капитан Давенпорт, назад!

Впереди, возле самых ног – пропасть, внизу, в тумане, что-то рушится, шевелится, ревет. Там был замок, там будет озеро, черное озеро, в которое станут смотреться сосны… Из черных крон уйдут луны, прилетят птицы, совьют гнезда, чтобы жить, умирать и снова жить, пока не придет пора и этим берегам. Тогда камни вздрогнут, а над обреченной рощей закружатся сперва самцы, а потом и самки. Им будет жаль гнезд и яиц, но в конце концов они улетят. Когда ничего нельзя сделать, нужно улетать, улетать и вить гнезда в другом месте… Темная крылатая тень проносится мимо, опускается на подставленную кем-то руку. Красный камзол, черная перчатка, Савиньяк! Улыбается, он вечно улыбается.

– Капитан, вам что-нибудь нужно?

Еще как! Не сойти с ума и не видеть эту ухмылку.

– Господин маршал, я… прошу направить меня в действующую армию.

– Более действующей у меня нет. – Маршал щурится в темноту, на худой щеке кровь. Чья? – Вы отправитесь либо к герцогу Ноймаринен, либо к графу фок Варзов – на выбор. Когда проснетесь, запишите в подробностях этот сон и приложите к записи просьбу о переводе.

– Господин маршал, простите, я не понимаю.

– Это ваше обычное состояние, но сейчас мало кто понял бы, так что запоминайте. От вас требуется проснуться, записать в подробностях свои впечатления, напиться, проспаться и после обеда явиться ко мне или, если меня не будет, к Вальдесу. Поняли?

– Да!

Вороненый морисский пистолет смотрит в лицо Чарльзу, нет, это взлетает с черной печатки коршун. Разбивается бокал, освободившаяся звезда взмывает в небо, и оно становится красным.

– Сэль, если ты это напридумывала…

– Ты меня укусишь? – подруга показала брату кончик языка. – Сам подумай, кто больше похож на придумщика? Мы с Мэлхен толком даже не оделись, и тут вы с господином фок Дахе!

– Мэлхен, – Герард, морщась, принялся застегивать пуговицы на новой куртке, – Сэль не шутит? Если я напился, влез в драку и получил по голове, а господин фок Дахе меня привел домой, так и скажи! Я больше не стану пить, даже если Монсеньор прикажет, я же помню папеньку!

– Ты не напивался.

– Сэль, я с Мэлхен говорю!

– Подруга сказала, как было, – подтвердила гоганни, глядя на ссадину, разделившую щеку Герарда на две неравные части. – Мы накрыли праздничный стол, выбрали украшения и стали причесываться. Закричал Маршал, не воин, а кот. Сэль вышла посмотреть, я спустилась позже и увидела тебя вместе с хромым полковником. Вы стояли у воинской скорлупы, и вас обоих тошнило.

– В том месте убили господина Густава, – добавила Селина и вздохнула. – Мне его очень жаль, но теперь там дверь для выходцев. Живые через нее тоже могут пройти, только потом почти всем будет очень скверно. Нас с мамой от холода к холоду водила Зоя, а вы как-то сами вылезли. Может, ты по голове и получил, но все было на самом деле, и нужно обязательно рассказать об этом Монсеньору.

– Ему не до того… Сэль, я рад, что у вас все в порядке, но мне пора!

– Под самый Излом?

– У нас завтра сражение! Фок Дахе досталось больше, чем мне, пусть он останется у вас.

– Ты тоже ранен.

– Ерунда, переживу… Сэль, мне в самом деле надо! Если я стану отсиживаться в Аконе, когда наши дерутся…

– Станешь. Стол накрыт, а к завтрашнему сражению ты все равно не успеваешь!

– И поэтому буду объедаться в тылу? Не уговаривай меня, я все равно уеду!

– Только сперва поешь и выспишься. В одиночку сейчас не путешествуют, а портить солдатам праздник – свинство. И потом, ты дороги не знаешь.

– Сперва все равно на Доннервальд, а дальше по пути разузнаю.

– Маршал Лэкдеми без тебя обойдется, езжай к Монсеньору.

– Сэль!

– Монсеньор Рокэ – Первый маршал и регент. – Подруга принялась сворачивать испорченную одежду. – Ты должен ему доложить про ваши безобразия. «Фульгаты» знают, где Монсеньор, но сейчас они устроили загул, мы их до утра не найдем. Мэлхен, бери это чудо за шиворот и тащи в столовую.

– Я сам пойду… Ну и хитрюга же ты, Сэль! Ты не врешь? Монсеньор Рокэ в самом деле вернулся?!

– Спроси Эйвона, он его сделал герцогом Надорэа и подсунул нам.

– Эйвона Ларака?! Он же погиб!

– Нет, он тоже вылез, только ничего между Надором и собакой не помнит. Жаль, что он заодно не забыл, что хочет жениться на маме, теперь он будет к тебе с этим приставать. Я выкину это рванье и выпущу Маршала, он в корзине и ему грустно, а вы идите в столовую, пока зайцы со стола не удрали!

– У вас сегодня заяц? – спросил Герард, но в его голосе не звучала прежняя радость.

– У нас много всего, – засмеялась Селина и убежала. Герард провел пальцем по припухшей щеке и взялся за перевязь.

– Сэль с мамой в самом деле ходили с Зоей, – объяснял он, застегивая пряжки. – И отца я два раза видел, когда он уже выходцем стал, но его же сейчас не было!

– Видел ли нар… ты кого-нибудь? – спросила гоганни, думая о Проэмперадоре и нареченном Валентином. – Я поняла, что с вами были двое достойных и много бесноватых.

– Да не помню я, может, и видел! Слушай, у тебя там не остынет?

– То, что должно быть горячим, греется, но долгое ожидание отбирает часть аромата и добавляет резкости.

– Тогда пошли, я ведь в самом деле есть хочу. Это стыдно, я понимаю…

– Почему, ведь голод наш спутник с рождения и до конца?

– Я о том, что выбрались только мы с фок Дахе, это несправедливо!

– Когда умирают не все, кто мог, нужно радоваться, – твердо сказала гоганни. – Генерал Вейзель погиб, а Роскошная велела варить для тех, кто дрался, новый обед, ведь суп из соленой гусятины с квашеной капустой и жемчужной крупой мы вылили на врагов. Ты дрался, но после драки моются, едят и спят, а ты только помылся, и Сэль тебя перевязала.

Герард нахмурился, обдумывая услышанное; если б он стал спорить, гоганни бы сказала про герцога Придда. Первородный Валентин не щадил себя и, сожалея о погибших, дополнял свою ношу выпавшей из мертвых рук. Проэмперадор поступал так же, но заговорить о нем было бы странно.

– Ты – умница, – сказал брат Сэль, и Мэлхен невзначай удивилась тому, что ненавистное слово перестало обжигать и пачкать. – Если бы с фок Дахе вернулся Сэц-Алан, я бы сказал ему то же, что ты мне, только за себя все равно стыдно…