Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть третья [litres]

Темная вода ловила стоящую в зените звезду, пахло опавшей листвой и красной сакацкой мятой. В Черной Алати пели правду: оседлав грозового коня, доскачешь до осени. Оставалось под скрипичное безумие выйти из костра, осушить чарку и поцеловать рябиновые губы…

– Осень, – сказал вслух Лионель, проверяя новый морок. – Осень и Фульгат.

– Уже нет, – Балинт Мекчеи, чуть младше, чем на парном алвасетском портрете, разбирал поводья. – Кончилась осень, а Фульгат, да, светит, куда ему деваться?

Фульгат светил. Ярко, неистово, казалось, обезумевшая звезда зовет и требует. Так требуют полковая труба, пробитое пулями знамя, глаза глядящих в спину витязям женщин.

– Тебе пора, – засмеялся Балинт. – Живи!

– Живи! – откликнулся в тон Савиньяк. Прах Балинта давно развеян, а здесь он усмехается в черные усы. За спиной господаря полыхает костер, к нему тянутся усыпанные ягодами ветви. Или это таки портрет, проступивший в черном блестящем камне, или… отражение? Лионель резко обернулся, одинокий костер за спиной полыхал вовсю, не прыгнуть через него было просто немыслимо!

Алатская то ли забава, то ли молитва, рыжая пламенная грива, радостное, короткое ржание, кровь и серебро. В лицо бьет дымный ветер, костер взрывается и съеживается, становясь звездочкой на рыжем конском лбу. Лошадь в доме, да еще с эсперой в челке, бредовей любых башен, но не тогда, когда рядом Вальдес.

Савиньяк усмехнулся и выпутал из гривы окровавленный подарок. Проныра стояла смирно, только ушами прядала – водворение в гостиную кобылу не смущало. Лионель положил эсперу на раскрытую ладонь, варастийка фыркнула и потянулась к серебру.

– Ей шло, – заметил от стола Ротгер. – Кровь – моя, звезда Адрианова, фантазии твои. Я всего лишь довел их до логического конца, в смысле привел лошадку.

– А что делал я?

– Походил на покойника, Манрикам бы понравилось. Было на редкость скучно, но я терпел, пока не изломалось. Алаты вот-вот начнут волноваться, а взволнованный алат пьет больше спокойного, нам может не хватить.

– На Излом витязи приносят четверной запас, – Лионель взял Проныру под уздцы. – В Старой Эпинэ, а меня для начала занесло именно туда, я затащил ее на второй этаж.

– Скверно, – Альмиранте вытащил из розоватой от двух смешавшихся кровей воды свое кольцо и немедленно подбросил. – Не люблю обезьянничать. Что ты еще натворил?

– Ничего особенного. Резал картины, хватался за понсонью, прыгал через огонь и пристрелил Давенпорта, остальные не явились.

– И я?

– Тебя я не звал. – Думать он будет завтра. Перебирать видения по крупице и думать, а сейчас ему нужны разве что тюрегвизе и костер. – В этом году с делами все!

– У тебя, может, и все, а мне еще нужно вспомнить дядюшку. У алатов это вряд ли получится, а вовсе не вспоминать – свинство и прочее неуважение.

– Начинай прямо сейчас, – Лионель распахнул дверь. «Фульгаты»-сообщники явно ожидали чего-то смачного: ну не просто же так Бешеный втащил в дом лошадь! – Найдите Давенпорта. Завтра после обеда он должен быть у меня. С рапортом.

– Именно завтра, – строго уточнил Ротгер. – Сегодня мы радуемся, причем все. Прикажи им, я недостаточно авторитетен.

– Потому что ты сидишь на столе, – объяснил Ли, вскакивая в седло на глазах «закатных тварей», по всему подозревавших пари. – Распоряжение адмирала вы слышали. Исполняйте.

– Да, Монсеньор!

Поводья маршал разобрать не успел, Проныра сама , без шенкелей, встала в полный сбор [9] Стойка, при которой задние ноги лошади подведены под корпус, передние находятся на одной линии, уши направлены вперед, шея округлена, затылок смягчен. Когда лошадь встает в полный сбор, она готова выполнить любую команду всадника. . Варастийка была готова к любым подвигам, мало того, она хотела этих подвигов, хотела делать что-то очень нужное всаднику. Вот так и понимаешь – лошадь тебя не просто признала, она твоя!

– Поедем на одной кобыле! – Вальдес изловчился и оказался сзади, – это очень смиренно, к тому же лошадка тебя любит. Девушка тоже.

– Какая девушка?

– Рыженькая баронесса с эсперой, я слегка за нее отвечаю. От Юлианы в этом смысле никакого проку, только и может научить, как выходить замуж за бергеров, а здесь бергеры не годятся. Тут вообще мало кто годится.

В ответ Ли шевельнул коленом, Проныра, ничуть не возражая против дополнительного груза, затопала по паркету, ловко обходя навощенную мебель. С лестницей и крыльцом варастийка тоже справилась неплохо, понять бы еще, помнит ли она себя огненной? И видел ли сны о пламени Грато?

– Ты задумчив, – сообщил у конюшен Ротгер, – и молчалив. Скажи хоть что-нибудь, а то я начну бояться.

– Не надо, – рассеянно откликнулся Лионель, любуясь ночным хрусталем. – Вернемся, хорошо бы получить от Проныры и Грато жеребят.

– Конник не может не думать о жеребятах, – со знанием дела сообщил сидящий за спиной моряк. – За что ты Давенпорта? Он, конечно, надутый, необаятельный и, несомненно, докучает девушкам, но, когда припечет, бодает, кого нужно; я сам видел! Тетушку я такому ни за что не отдам, но это не повод хвататься за пистолет. Где ты его, кстати, взял, я про пистолет?

– Он появился. Если ты достаточно смирился, перебирайся на своего. Устроим по дороге скачки.

– Смирился, – Вальдес уже стоял на свежем снегу, – но временно. Паршивый все-таки год выдался! Дядюшку убили, Кальдмеер уверовал, девочки плачут, пора с этим кончать.

– Кто бы спорил? – Ли закинул голову, выискивая Фульгат. Самая длинная ночь года выдалась картинной, с лунными блестками и длинными черно-синими тенями, не хватало разве что любви или нечисти.

Крик кота был яростен и неистов, но глаза Сэль просияли.

– Выпущу-ка я его погулять, – Сэль улыбнулась и встала. – Заодно мы с Мэлхен башмаки выкинем. Как раз до полуночи успеем.

– Угу, – кивнул Герард. Обиженный Эйвон и хромой полковник не сказали ничего, а названный Маршалом рычал и скреб дерево, пытаясь дотянуться до задвижки. Селина подхватила гневного под живот, и гоганни торопливо распахнула дверь. С лестницы тянуло холодом и сыростью, словно вернулась осень.

– Только бы это был папенька, – шепнула подруга. – Если ты его разглядишь, подтверди, что все так, как я скажу. На самом деле я буду врать, иначе не получится.

– Хорошо, – пообещала Мэлхен, – но разве вернувшиеся приходят раньше полуночи?

– Я подвела часы, – объяснила Селина. – Сейчас невесты выбрасывают за порог старую обувь, вот и мы тоже. То есть так будут думать, хотя лучше бы они уснули. Открой корзинку.

Кот все понял. Заорав, он растопырил лапы, но Селина знала, что делать, и черно-белый оказался бессилен. Он рычал и сотрясал сработанную лучшим плетельщиком Аконы тюрьму, но кому страшен плененный?