Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть третья [litres]

– Наверное, пони были не нужны, – глухо сказал Агас, и Карло вспомнил поначалу показавшийся добрым сон с Гирени, стратегом и длинногривой лошадкой.

– Наверное… Простите, вы желаете посмотреть?

– Да, – подтвердил Капрас, которому захотелось убраться еще и отсюда. – Нашлись лошадиные книги, или как вы их там называете, на всю конюшню. Похоже, три из Белой Усадьбы.

– Это очень удачно, господин. – Пагос сглотнул, крашеный саймур вскочил и с каким-то мурлыканьем сунулся под руку вновь обретенному хозяину. – Я многого не помню. Господин граф и господин Харалакис, старший конюх, могли рассказать любую родословную, а я…

– Малому Северорожденному Славному корпусу нужны в должном количестве достойные верховые и упряжные лошади, – поспешил на подмогу Фурис. Карло с облегчением взял из корзинки морковку и протянул двухглавке, а он-то думал, что конь на футляре для писем получился таким по косорукости художника! И какая муха укусила Турагиса, когда он выбирал себе знамя? Двуглавые жеребята и телята приносят беду, Близняша и принесла. Помиловавшему уродца бедняге графу, его дочкам, всей Белой Усадьбе, а теперь еще и Турагису… Кто следующий? И что с этой Близняшей теперь делать, отправить следом за стратегом или куда-то пристроить? Ни о чем не подозревающая нечисть высунулась из денника и вовсю тянулась обеими мордами к пятнистому Калгану. Хмурый Агас изучал опрокинутое ведро, Фурис все еще объяснял Пагосу, в чем будут заключаться его новые обязанности, парень робко возражал в том смысле, что мало знает и никогда ничем не командовал, но спорить с доверенным куратором? Все возражения стремительно шагающий к генеральству писарь знал лучше возражавшего и был, в отличие от отца Ипполита и Лидаса, непрошибаем.

Карло Капрас круто повернулся и, подавив глупое желание пнуть и так опрокинутое ведро, почти выскочил из конюшни. Валявшиеся на самом виду трупы убрали, но до праздничных атрибутов Фурис не добрался, и незлой ветерок вовсю шевелил радужные флажки и два знамени, на одном из которых красовалась ставшая взрослой, злой и золотой Близняша. Факелы уже горели, и вряд ли в честь праздника – в захваченной крепости не должно быть темных углов, хотя какая из сельской усадьбы крепость? Не Фельп, даже не Гурпо…

Пора было убираться к себе и встречать Зимний Излом. Начинать новый год в мародерском логовище маршал не собирался, хотя дом был не просто удобен, но готов к празднику. Капрас никогда не страдал чрезмерной щепетильностью, только, не болтайся рядом Фурис, трофейное вино отправилось бы в речку вместе с заботливо приготовленным угощением. Доверенный куратор был рачительней командующего, он нашел применение всему, что успел осмотреть, но поместье было слишком велико, а день – короток, и зануда согласился прервать инспекцию после осмотра конюшен. Карло тоже согласился. С тем, что бросать на произвол судьбы отменно налаженное конное хозяйство нельзя. Бросать на произвол судьбы вообще нельзя, однако ж бросают – людей, государей, провинции, армии.

Маршал ежился, глядя на быстро темнеющий плац и вышагивающих от знамен к воротцам и обратно часовых, потом позади стукнуло: Агасу то ли надоело слушать предназначенные не ему указания, то ли капитан счел своим долгом присмотреть за начальством.

– Вышел? – хмыкнул Карло. – Мститель…

– Смерть – это еще не месть. Старая гадина убралась в Закат, не поняв, что ей конец.

– Я верую в Создателя! – отрезал Капрас. – Наше дело не позволить мародерам резать людей, а казни, если ты вдруг забыл, дело не гвардейское [7] В Гайифе гвардия освобождена от присутствия на казни государственных преступников. Причиной этого решения послужил заговор, в котором было замешано несколько гвардейских офицеров. Император Онофрий, опасаясь того, что товарищи осужденных попробуют отбить их у эшафота, издал соответствующий эдикт, который впоследствии стали объяснять тем, что гвардия выше столь низменной вещи, как правосудие. .

– А меня разжаловали, – напомнил Левентис. – Пьетро может верить во что хочет, но мне нужна справедливость здесь, и желательно немедленно.

– Потерпишь!

Агас не огрызнулся, но и не ушел, так и стоял рядом, разглядывая улиткой вползающую на крышу луну. Фурис с Пагосом застряли в конюшне, видимо, осматривали лошадей, вдали хлопнул одиночный выстрел, потом зацокали копыта и показался всадник… Микис!

Испугаться за потесненную навалившимися делами Гирени Капрас не успел, слуга довольно ловко, хоть и без гвардейского шика, спешился, шмыгнул носом и сообщил позабытым возле двери конюшни вилам:

– Готовиться ж пора, до праздника всего ничего! Барышне радость обещали, а теперь они одни и очень расстроены, а еще палатка… В ней разве красиво сделаешь? И с «Вечером» припозднились, не пропитается! «Вечер» утром резать надо, чтоб пропиталось, а теперь барышня плачут…

– Хватит! – Карло отвернулся от зудящего слуги и рявкнул в черную теплую дыру: – Фурис, заканчивайте там с делами, едем!

Они мчались, видимо, степью. Под горячими ветрами гнулось, осыпая искры, пламя, а впереди рвал тучи черный смерч, все сильней напоминая башню, над которой кружат то ли клубы дыма, то ли тучи. Словно льдины в водоворотах Хербсте. Льдины… Не лучшее сравнение для Заката, если это Закат, хотя похож – горячо, неблагостно и… прекрасно!

Лионель исхитрился и глянул на свои ноги, они пока существовали, сжимающие свитые из искр поводья руки – тоже, зато Проныра стала огнем, оставаясь при этом лошадью. Такова природа Заката или дело в самой варастийке, и байки, возводящие рыжую степную породу к грозовым жеребцам, не такие уж байки?

Справа, будто в ответ, вспорола багряную жуть молния, породив очередную, на глазах затягивающуюся тропу. То ли путь назад, то ли ловушка, но башня всяко важнее. Пока есть башня, пока Проныра в силах скакать, а ты – думать, сворачивать нельзя. Башня может оказаться западнёй, тупиком, смертью, а может открыть дорогу если не тебе, то Росио, Придду, Райнштайнеру, кому-нибудь еще не родившемуся, кто поймет и посмеет. Кому-то синева и белые тропы, кому-то – пламя, не самый худший закон мироздания.

– Э-гей! – крик выходит звонким, как на берегу. Вдогон крику летит «фульгатский» посвист – «Я здесь! Я нашел важное! Все сюда!».

Кого он зовет? Кто услышит? Кто откликнется? Забавно, если сам Леворукий.

Очередной зигзаг. Облака – это все-таки облака, а не дым – крутит все неистовей, чего-то требует гром, о чем-то просит ветер. Если башня исчезнет, он спрыгнет и проверит, каков Закат для пешего, всадника огонь не трогает, и звуки пламя тоже не слизнуло.

Дальнее ржанье, близкий гром. Теперь по сторонам танцуют вихри, малыш на Мельниковом удирал от похожих, и ведь удрал! Черно-красные змеи изгибаются женскими фигурами со вскинутыми руками, и это тоже красиво. Меж пляшущих колонн проскальзывает золотой неоседланный жеребец, вскидывается на дыбы, разворачивается, летит рядом. Порожденный закатом, он сильней Проныры, сильней и быстрее, но идет с кобылой ноздря в ноздрю. Не мориск, мориски меньше, хотя стать та же, и не только стать – Грато вел бы себя так же. Новая молния рождает новый разрыв. Путь из Заката в Рассвет? Может, и так, утро не враг вечеру, а день – ночи, разве могут враждовать берега? Только в эсператистских мозгах, да и то не в лучших…