Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть третья [litres]

Фурис что-то объяснял артиллеристам, Василис с Николетисом наперебой вспоминали какие-то прыжки через рогатки, отец Ипполит квохтал над растерянным Пагосом, а стоявшие наособицу Пьетро с Агасом чему-то улыбались. Глянешь, не зная, вроде бы все разбрелись по разным углам, но – внезапно понял Карло – эти люди вместе, причем надолго! В корпус их занесло разными дорогами, из Кагеты вернулись уже хорошие знакомые, но друзьями, если не больше, их сделали слухи о морисках, проклятая мельница, еще более проклятые усадьбы и сегодняшний штурм. Северорожденный корпус перерос свое название, став армией Кипары и Мирикии, пусть маленькой, но готовой к бою. Именно это и нужно сказать, поднимая первый тост. Чтобы запомнить пришедшие в голову слова, маршал тихонько произнес их вслух, и тут же будто с неба свалилась заключительная фраза, которая – нет, не повторяла – отражала предсмертные стихи Лидаса. Будто вода – пылающий мост…

– Пустыте мэна! – завопило сбоку, где обнаружилась садовая дверь. – Я хачу выдет этого гразнага лгуна, я ыду гаварыт ему правду! Он – глупэц и трус, он дэржал мэна в гадком кублэ, он нэ вэзот мэна к ымпэратору…

Ало-золотая куча вкатилась на террасу, потрясая кулаками и блестя галунами. Сабли придурку Турагис все же не дал, зато одел и раскормил. Пламенеющий казарон с лоснящейся ряхой, которая теперь слегка скрадывала нос, прокатился между кавалеристами и топнул ногой.

– Гдэ маи псы?! – взревел он, – гдэ маи комнаты?! Кагда мы едэм к ымператору, он ждот мэна, он будэт знат правду! Ты прэдавал ымператора и заточал мэна у старого бэздэлныка и дурака. Он сдыхал, как тупой баран, тэпэр я трэбаю…

Разожравшийся урод никого не забыл оскорбить. Тех, кто его пригрел и снабдил псами, тех, кто его не прибил вместе с разбойниками, а взял с собой; мертвого Хаммаила, живого Баату, далекого Курподая, всех кагетов, всех гайифцев, весь корпус…

– Какал я на тэба! – надрывался Пургат. – На тваих свынскых ослов, на тваю пахлую Мырыкыю! Вас будут давыт как тараканов, я буду давыт, вы будытэ хрустэт под маим каблуком вот так!

Первой жертвой казаронского гнева стала ни в чем не повинная глиняная кружка, позабытая кем-то на подоконнике. Пургат, не забывая потрясать кулаками, затопал сапожищами по пестрым осколкам, в самом деле хрустнуло, и тут на Карло накатило.

– Йорго! – не хуже кагета рявкнул маршал. – Пистолет.

– Я дабьюс уваженный и прызнания маих заслуг! Я…

– Мой маршал, – адъютант протягивает пистолет, в глазах удивленное сомнение. Брать в руки оружие, чтобы, помахав им перед чужим носом, убрать – нелепо, а Пургат давно стал чем-то вроде несварения, к придурку привыкли, солдатам так и вовсе смешно.

– Почему мэна, госта ымпэратора, не звалы на пыр?! Со всэм уваженыем? Мэна удалылы, чтобы я нэ гаварыл правду, чтобы я не мэшал дэзертырам сидэт в ванучей Мырыкыы, когда ымпэратор сражаетца!!!

Карло спустил курок совершенно осознанно; он целил в дубовый лоб, но Леворукий защищает своих бацут. Сухо и безобидно щелкнуло, кошачий кремень осекся, к вящему удовольствию Пургата.

– Трус! Храмой мэрын, я гавару в твое тупое лицо, ты…

– Пистолет, – прорычал маршал, не глядя протягивая руку. Оружие нашлось сразу и на сей раз не подвело. Грохнуло, алый бархат на груди урода дернулся, будто под ним оказалась мышь, и тут же из дыры плюнуло кровью. Подавившийся не то словом, не то кашлем казарон грохнулся на спину, кисло завонял сгоревший порох…

– Бацута! – Карло оглянулся и увидел сжимающих свои пистолеты офицеров; с пустыми руками был лишь Фурис. – Кажется, это ваше оружие?

– Да, – подтвердил бывший писарь, – и очень надежное, я наводил справки. Мастер Файерман из Эйнрехта достоин исключительного доверия.

– Благодарю. Все, за что вы беретесь, осечек не дает. Во всех смыслах. Пусть… уберут.

– Чего ждать? – весело откликнулся Медерис, оттеснив уже перебирающего над покойником четки Пьетро и хватая труп за дорогущие сапоги с гигантскими шпорами, – заодно и уважение окажем!

– Именно, – подхватил Агас. – Самое-пресамое уважение. Не кто-нибудь, а сам командующий прибил. Лично.

– Бери выше, – поправил Ламброс, завладевая лапами казарона, – сам Прибожественный эту бацуту кончил. Ну и отожрался, скот эдакий!

– Да, опоздал я, – пробормотал Карло, косясь на отца Ипполита, но тот, кажется, не злился. – Зря я эту скотину у Хаммаила отбил.

– Кто знает, – Пьетро неторопливо убрал четки. – В том, что вы сверх меры продлили бытие сего хулителя и взяли с собой, есть определенный смысл. Вы сбросили напряжение сегодняшнего дня, не обидев ненароком никого из соратников, и заодно исправили былую ошибку. Спасать тех, кто приходит на пир, чтобы его испортить, противно Создателю, заповедовавшему детям своим радость и любовь.

– Ничего себе! – ахнул Ламброс. – И кто ж такую прелесть сказанул?

– Так мог бы сказануть мой дед, – кротко откликнулся клирик, – но сказанул ли, я не знаю. Господин командующий, к нам изволит присоедини…

Гирени, раскинув руки, сбежала по ступенькам и с воплем бросилась к очередной раз растерявшемуся Карло. Выручил Пьетро, ловко остановив разогнавшуюся кагетку на самом краю кровавой лужи.

– Осторожно! – запоздало прикрикнул Карло. – Ну кто тебя только…

– Ты – казар! – хлопать в ладоши Гирени не могла, но глаза девчонки сияли. – Тэпэр я панымала! Старый Сэрвылый был харошим, но хатэл быт казаром, ты его убывал, Пургат тэба ругал, казара нэлза ругат, ты его убыл. Так правылно! Ты лубимый, ты казар, а патомка женыш на дочке казарона бэз братов, и он станэт казарон.

– Я сам сделаю детку казароном, – Капрас перехватил у Пьетро горячие ручонки и потеснил кагетку к лестнице, – или твоего брата попрошу!

– Так нэлза! – замотала головой Гирени, – толка жэнытца на дочке!

– Почему это нельзя? Ламброс, вы в Кагете торчали дольше меня, о чем она?

– Новых казаронов быть не может, – засмеялся артиллерист, – ведь они получились из перьев золотой птицы, которая умерла над Сагранной. Если в роду не остается мужчин, наследует дочь, а ее муж становится казароном, да и это только при Адгемаре пошло, раньше казаронами были сыновья, а не муж наследницы. Казар может отдать земли, но не кровь!

– Фу ты, пропасть! Гирени, потомок… твой сын будет гайифским казароном, а теперь иди спи, иначе не будет подарков. Те, кто их носит, – трусишки и приходят только к спящим.

– Как мыши?

– Вот-вот…

– Я понала, дэтка будэт ымпэрским казароном, я ыду спат, но ты лубымый.

– Ты, – шепнул Карло, – тоже… любимая. Идем.

Может, им в спину и смеялись, но Карло не оглядывался и больше не злился и не тревожился, что про него станут болтать его обалдуи. Пусть несут что хотят, все равно все они, если потребуется, умрут за него, а он – за них, за корпус, за вот этот домишко с тряпочками и девичьим виноградом на веранде. Хотя лучше уцелеть и передавить всех гнид, начиная с Анастаса.