Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть третья [litres]

Гривастый спутник встает на свечку, призывно ржет… Давненько ты не ездил без седла, а без уздечки и вовсе никогда. Проныра старается, как же она старается! Бросать лошадей – подлость, бросить свою лошадь еще и глупость, но золотой явился за тобой, а ты идешь до конца! До любого. Белая тропа уже совсем рядом, ухватиться за чужое пламя, привстать, прыгнуть.

– Домой!

Грато знает этот приказ, варастийка тоже. Хуже, что кобыла вряд ли представляет, где тот дом, и все же…

– Домой, Проныра! Домой!

Не слушает, мчится наметом, почти стелется по огненным колосьям. Ее выбор, а вихри отстали. Небо становится небом, трава – травой, пусть и рыжей, впереди полыхает закат, огромное солнце висит над старой башней. Рокэ видел такую, но войти не смог, туда вообще не войдешь, по крайней мере из Гальтар, а из Заката? Скачка все стремительней, хотя куда уж больше! Грохочут копыта, грохочет прибой – он-то здесь откуда? Наперерез метнулась длиннокрылая птица. Альбатрос…

Запах дыма, полыни и поздних цветов, запах осени, памяти, дорог. Башня приближается, растет, здесь она не морок, эдакий черный столб на границе земли и неба с вечным солнцем над зубцами. Уж не ее ли вариты назвали маяком, тем самым, что гаснет в Излом? «Пепел должен остыть », – объяснял Ойген… Да, горячий пепел выгребать трудно, но и холодный сам собой не уберется; за маяками смотрят, маяки зажигают, как истинные, так и ложные. Издали огонь маяка кажется низкой звездой, но у звезды-костра не может быть одинаковых лучей. Выходит, вот он, ответ, или слишком просто? Уцелевшие «львы» либо скрытничают, за что их осуждать не приходится, либо сами тычутся в разные стороны в поисках неизвестно чего. Если так, на выход из тупика можно налететь лишь случайно, и единственная тропинка – кровь, которой клялись. Настоящая кровь… Ее еще нужно найти, потому что твоей на все не хватит.

Конский бег становится тише, лошади переходят на рысь, потом на шаг, и вот он, морок, сказка, призрак, пугало.

Стена словно отлита из черной стали, но это камень, темный, блестящий, неповторимый… Хорошо, что Рокэ трогал Кольца Гальтар и башню Беньяска, сверкающий монолит не удивляет, он такой, каким и должен быть. Вопрос, есть ли здесь вход? За башней встает что-то вроде застывшей волны из такого же камня, коням не пройти. Тебе тоже, но к стене льнут гибкие лозы, эта понсонья еще жива, она не убьет… Пахнет морем и травной горечью, совсем как в Алвасете, багряные соцветия тянутся к самому лицу, они сразу и смерть, и жизнь. Вдали, там, оттуда он прискакал, бушует гроза, а здесь стрекочут цикады, вечер, покой… Сапоги касаются осенней травы, в лошадиных глазах плавают звезды. Обычные, вечные, яркие – лечь бы на спину и смотреть, но погасший маяк – это неправильно; маяки должны гореть, а моряки – возвращаться и возвращать.

Лозы понсоньи кажутся прочными, главное, не повредить соцветий, но тебе случалось открывать гайифские шкатулки, разница не столь уж и велика; смерть, которую нужно обойти, только и всего. В семействе Савиньяк никогда не рождались близнецы и вряд ли родятся впредь. Эмиль повторяет отца, Арно – Эмиля, а ты никого не повторяешь, ты появился, чтобы пройти закатной дорогой, ты ею прошел. Почти… Осталось забраться наверх, вытряхнуть старый пепел и зажечь маяк. Скорее всего, кровью, иначе с чего бы первородные ею клялись?

Пьетро очередной раз не соврал: Гирени проснулась отдохнувшей и бодрой, пожалуй, даже слишком.

– Лучшэ праздноват в балшом доме, – тараторила кагетка, – там всо гатова. Старый Сэрвылый гаварыт, ты будеш там на мнэ женытца. Он балшой стратег, и он тэбэ велыт, но если ты нэ хочешь, нэ надо! Пуст тэбэ будэт харашо, кагда муж нэ хочет жену, ему плохо, илы он ее убывает и женытся, как ему харашо…

– Погоди, – попытался прикрикнуть Капрас, до смерти довольный, что в часе езды от Речной Усадьбы сыскался сносный трактирчик. – Будет тебе и праздник, и подарки, только завтра. Подарки сплюшцы таскают, так что лежи тихо, а то спугнешь.

– Пуст! – немедленно шмыгнула носишком Гирени. – Старый Сэрвылый обещал брат мэна на пыр с табой. Я хачу выдет, как будэт красыво… Гдэ мое красывое платье, я должна его надэват! Мнэ его прывозылы издалэка, чтобы я тыбэ нравылась! И гдэ мая дура-курка, она мэна прычесает.

– Курка? – не понял Карло. Что говорить кагетке про Турагиса, и говорить ли, маршал пока не решил, а Пьетро тактично убрался.

– Курка глупая, – объяснила девчушка, – она мнэ служит, ее мнэ дарыл старый Сэрвылый. Гдэ он? Он тэбэ скажэт, что мэна нужно на пыр!

– Гирени, его нет.

– Ты мэна забырал ы нэ сказал стратэгу? Зачэм? Он хароший, он мэна лубыт, он будэт на тэба ругатца!

– Не будет! Гирени, мне пора к моим офицерам, а тебе пора спать, завтра мы поедем…

– Нэт! – Сейчас разревется, и что с ней такой делать?! – Нэт!.. Прышлы мнэ мою курку и платье, и сэргы с бусамы… Я сэгодна хачу быт красывой и нэ хачу спат. Сэрвылый обещал, я саду радом с табой и всэ станут сматрэт…

Девочка ничего не знала и хотела праздника, который ей обещали. У нее было красивое платье, очень похоже, с кого-то снятое, бусы и сережки. Ей обещали подарки, дорогие, куда дороже, чем он мог себе позволить, она бы сидела рядом с «лубымым», на нее бы все смотрели… Бацута!

– Гирени, – Капрас сжал тоненькие запястья, – попробуй понять. Турагис… Старый Сервиллий собрал разбойников, они грабили и убивали людей на дорогах. Я не мог позволить им это делать, мне пришлось… его остановить. Сейчас я должен идти, а тебе надо спать. Завтра мы поедем за подарками, потом я отвезу тебя к епископу…

– Нэт! Лучше оставлай мена у Сэрвылыя. На дорогах всэ бэрут, когда война и нэт умного казара, а твой казар поганый щенок и нычего нэ знает. Сэрвылый бэрот для дэла и нэмного для мэна, он мэна лубыт…

– Он тебе рассказывал? – не поверил собственным ушам маршал. – Про то, откуда у него… сережки?!

– Стратэг Сэрвылый брал у труслывых, и еще у подлых, чтобы гнат врагов от вашей Паоны. Так всэгда дэлают, когда надо много нужного покупат, а дэнег мало.

– Больше не будут! – рявкнул Карло и выскочил из жарко натопленной комнатки в другую, еще меньше. У двери на покрытом вязаной накидкой сундуке клевал носом Йорго. Подслушивает адъютант или нет, Карло до сих пор так и не понял, но сейчас парень слишком умаялся.

– Найди хозяйку, – распорядился он, – только быстро, и отправь к госпоже, она ложится спать! Люди собрались?

– Не все еще.

– Хорошо… Ну и жарища!

Маршал как мог спокойно спустился на первый этаж, где в общем зальчике радовал глаз разукрашенный зеленью и бумажными цветами стол, у которого священнодействовал Микис. Рядом крутились хозяин заведения и два его сына, Микис хмурился и зудел. Мимоходом услыхав, что никакого обращения в провинции не понимают, вот и кладут ножи не тем боком, а вилки и вовсе как грабли, Карло вышел на закрытую веранду, где чинно беседовали приглашенные.