Наталия Нестерова - Витязь. Тенета тьмы

Червень уже знал, что новый господин любит «дис-ци-пли-ну» — это когда перед ним стоишь, вытянувшись по струнке и едва дыша. Любит странные слова вроде «никак нет» и «разрешите доложить». Чего надо было доложить и куда, Червень не понимал — ящер не питался, только пил воду, а как нет может быть еще и никак, это вообще не стоило обдумывать.

Но он говорил так, как велено. Дракон, называвший себя Мастером Войны, был непонятный, странный, но пока его никак не взять — значит, следовало смириться, служить. И ждать какого-нибудь подходящего шанса.

— Моя праматерь рас-сказывала, как однажды вс-стре-чала эльфа. Это древняя раса кос-смоса, немногим выпадала честь увидеть их. Мне выпала. Я увидел его с-силу. Вот такую, — кончик шипастого хвоста провел по монетам, издавшим приглушенный звон. — Белую, золотую… Магия, так называлас-сь. Я захотел такую. Теперь у меня ес-сть… Я могу убивать огнем, который… делаю из с-себя…

Он выдохнул тонкую, длинную огненную струйку, как бы проверяя это умение. И снова положил рогатую голову на скрещенные лапы.

— Но теперь я в чеш-шуе. Ящ-щер.

Червень почуял, что надо заговорить.

— Вы самый могучий из ящеров! Самый прекрасный, опасный! Самый великий!

Дракон оскалил многорядные белоснежные клыки, из-за них пыхнуло черным. Надо быть осторожнее, подумалось Червеню: новый господин не любил лесть и безошибочно отличал ее от истинного славословия.

— Многие поколения в моем роду рождалис-сь воительницы, — продолжил он. — Женщ-щины. Пойми, какое сч-щастье, адъютант: женщ-щина может зачать, даже ес-сли бесчувс-ственна.

Мастер Войны поднялся на лапы и шагнул к окну, оглядывая хмурый пейзаж — горы, камни, серые россыпи, тухлые болота, тупые войска.

— У тебя ес-сть потомство, Червень?

— Никак нет! — выпалил карлик.

— Я с-сознавал, что род закончилс-ся на мне… Это нес-стерпимо. И вот — приш-шла паучиха. С-сделала так, что я… — Он выпустил из остро прорисовавшихся ноздрей две длинные дымные струи, разогнал их нервным взмахом головы. — Размножилс-ся… От меня произошли тыс-сячи чудовищ. Миллионы.

Дракон говорил медленно, интонации были непривычными, тягучими. От тяжелых слов, камнями падающих на золото сокровищницы, Червеню становилось жутко. Закованный в чешую великий убийца… Рассказывал небывалые, ужасные вещи. Становилось понятно — этот все же будет сильнее и злее безумного Карахорта, могущественнее одержимого страстями Таурона. Еще и тысячи чудовищ, ох, ох…

— А ещ-ще я хотел полюбить. Ты — любил? Не отвечщай… противно…

Карлик и не собирался.

— Поч-щуствовать прикосновение женщины, которой принадлежиш-шь… Теперь я могу наконец почувствовать… чеш-шуей… Даже ес-сли мы вс-стретимся… через тыс-сячи лет. Ес-сли она уз-снает меня. Ес-сли захоч-щет… такого… Вс-се мои желания сбылис-сь, Червень. Вс-се.

Дракон перестал рассказывать свои страшные, странные истории про бесчувственных воинов и жутких монстров. Багряно-черное тело поджалось, даже раненое крыло легло на гребнистой спине.

Может, привести ему женщину, если он так много рассуждает о них… о любви? Странно и стыдно сказать — дракон, и о любви! Женщину… две-три.

— Войс-ска к пос-строению! Довольно с-слабости.

— Господин дра… Мастер Войны! — поспешно выкрикнул карлик. Он боялся не вынести нового сеанса строевой подготовки: господин без лишних слов отправил его в отряд к ненавистному Тхашу, и скальный норовил пнуть его побольнее за каждый недостаточно четкий шаг.

— Вы не устали?

— Это тело вынос-сливо.

— А кушать? Не желаете? Кушать же надо!

— Воздержус-сь.

С пищей возникла проблема, да.

Мастер Войны не желал говорить этого при Червене, но драконье тело уже просило еды. Голод, еще одно новое и непривычное чувство… Однако потреблять то, чем питались эти местные… орки, так похожие на криданцев, быкоглавы, полуживотные-гоблины — было немыслимо.

Они ели плоть.

Рожденным от Черных Линий нужно было проявлять особенное внимание к сочетанию аминокислот в пище. Вкушать живое было опасно. Такая пища могла привести к безумию, и чем сильнее были изменены нейроны, тем более явной оказывалась эта угроза…

— Пос-строение, адъютант!

Грохотнул металл, заревели сотни глоток свеженазначенных сержантов, зашаркали лапы и загремели кованые сапоги.

Внимания у подопечных Мастера Войны оказалось, как у первоклашек. После получасовой лекции о доблести, о подвигах, о славе они начали скучать, зевать и окусываться друг на друга. Логично было устроить им перемену, что воитель и сделал, заставив полчища драить залитый кровью плац…

Он смотрел на суету внезапно обретенных подданных — и тосковал. Мастер Войны чувствовал себя в двойной, тройной осаде — в неуклюжем теле, покрытом омерзительной чешуей, посреди неведомых существ, в чужом мире.

После того, как плац был очищен до блеска, дракон мстительно погнал армию маршировать.

И это был провал.

Червень, трясясь от страха, шел к новому господину на подгибающихся ногах. Он только что наблюдал, как драконий огонь выжег пару десятков искаженных орков, окончательно запутавшихся в собственных ногах.

— О величайший…

— Почему доклад не по форме?

— Господин Мастер Войны, разрешите доложить!

— Докладывай.

— Орки слов таких не знают — «право», «лево».

— Как же они живут? — оскалилась зубастая пасть.

— Так…

— Какой рукой они… едят? Какой убивают? Это же… нейроны, полушария… Даже панцирники знают стороны своего тела!

— Полушариев у них отродясь не было, ваше благоро… господин Мастер Войны! Убивают они двумя руками-то, без разбору. А едят ротом, — пояснив очевидное, Червень на всякий случай съежился, закрыв голову, но дракон не вознегодовал.

Следующие полчаса были посвящены тому, чтобы объяснить оркам про лево и право. Сколько-то полегло сразу, сколько-то было пожжено при позорной попытке к бегству. Остальным тяжелая наука все же далась, но с определенным попущением.

Стороны пришлось обозначать при помощи камешка (право) и палочки (лево).

Орки так и запомнили — камешек и палочка.

— Палочка! Камешек! Раз, два, три! — рявкал Мастер Войны, пуская черный дым.

И ненавидел все происходящее лютой драконьей ненавистью.

Алина бежала навстречу Ирме наперегонки с огромным черным псом. Лаки научился не тявкать и не валить гостей, ставя лапы на грудь, хотя искренне любил такие игры. А кот Пиксель — не любил, нервно вздрагивал хвостом и отходил в тихое место, чаще — на занавешенный легкой органзой уютный подоконник. Это и понятно, кот был уже немолодой, вон сколько лет с Ирмой Викторовной, куда ему такие потрясения…

Ирма потрепала пса по мохнатой шерсти.

Алинка, ее маленькая девочка, менялась на глазах. Подъемы в пять утра, сбитые незнамо где и обо что руки, пробежки — такие, что треники потом Алинка попросту выкручивала над ванной и кидала в стирку…