Лекса Дэй - Право на вседозволенность

— Все мы когда-то начинали, — успокаивающе шепнул он и объявил о начале заседания.

Когда ввели подсудимого, Делайн ждал новый шок. Вместо матерого убийцы, которого она себе представляла, она увидела невысокого веснушчатого парнишку. По-детски трогательные черты лица, растрепанные темно-рыжие кудри и растерянный испуг в широко распахнутых глазах.

Подсудимому дали последнее слово. Слушая его, герцогиня неотрывно смотрела на его мать. Отчаяние этой женщины окатило Юлиану с головы до ног, поглотило все окружающие ее звуки, запахи, образы. На какое-то время она слилась с исступленно боявшейся лишиться своего единственного ребенка матерью, сама стала ею. Ощутила набрякшие, саднящие от непрерывных слез веки, боль в сорванных от криков голосовых связках, обездвиживающее бессилие во всем теле и стиснутое невыносимой болью сердце.

Судья что-то шептал ей, но она его не слышала и не видела: перед ее мысленным взором были лишь полные мольбы глаза ее ребенка. «Мама, спаси меня! Спаси!» — беззвучно заклинал он.

Карминский сильно сдавил ее пальцы и наваждение ушло, оставив после себя тяжелый тошнотворный осадок.

— Милорд, позвольте мне не участвовать в этом! — помертвевшими губами попросила Юлиана.

— Не устраивай сцен! — презрительно скривил губы инкатор. — Тебе нужно сказать лишь несколько слов. Это проще, чем прочитать стишок на детском утреннике!

— Я не смогу!

Судья молча разложил перед ней пачку фотографий изувеченных жертв обвиняемого. Герцогиня в полном шоке уставилась на превращенные в кровавое месиво лица жертв. Кошмар! Они словно в мясорубке побывали!

— Хорошо, — подозрительно быстро согласился Жнец. — Тогда я его объявлю умалишенным и отпущу. Прямо сейчас. Он полежит полгодика в психушке, а потом снова пойдет убивать.

Юлиана ахнула.

— Но почему вы хотите его отпустить?!

— Да потому, что одна истеричная девчонка никак не хочет брать на себя ответственность за принятие решений, и я не знаю, как иначе убедить ее это сделать! — прорычал он. — Поэтому, отпуская его, я надеюсь, что это за меня сделает десяток-другой новых жертв этого конопатого купидончика! Такой вариант тебе по душе?

— Не по душе, — опустила глаза Юлиана.

— Так повесь этого ублюдка, чтобы другим неповадно было!

И она это сделала. Собрала волю в кулак и ни разу не дрогнувшим голосом объявила приговор.

Спустя двадцать минут они уже ехали обратно в академию. Герцогиню всю трясло. Она только что убила одного человека и лишила смысла жизни другого. До вынесения приговора глаза несчастной матери были полны робкой надежды, а потом погасли, словно выключенные лампочки. В них осталась только пустота. Мертвая, безысходная, непоправимая… Но ведь родители убитых маньяком подростков испытывали то же самое! Значит, она сделала все правильно? Господи, неужели, это и есть правосудие?

Карминскому надоело сидеть молча.

— Ну что ж, с почином вас, инкатор Делайн! — сказал он. — До сих пор нервничаешь, да? Брось! В будущем приговоры станут для тебя повседневной рутиной, быстро привыкнешь.

— Помогите мне избежать такого будущего! — попросила Юлиана.

Инкатор ласково похлопал ее по руке.

— С радостью выполню твою просьбу, но сперва сделай для меня сущую безделицу… — Он склонился к уху девочки и доверительно прошептал: — Убей Оберона! Обещаю, я тебя тогда к инкатории на пушечный выстрел не подпушу, и даже шоколадку тебе куплю!

Юлиана молча отвернулась к окну.

— Согласись, — отодвигаясь от нее, продолжил Карминский, — его смерть немедленно решит большинство наших с тобой проблем! Тебе не придется проходить со мной через все круги ада, а мне не придется выдумывать какие бы еще сделать тебе пакости, чтобы ты убедила его выбрать тебе другое занятие!

— Даже вы не можете его в этом убедить, что говорить обо мне?

— Ничего, скоро истекут два отведенных им на твое взросление года, и тогда наши практические занятия прибавят тебе убедительности! — оптимистично заключил Карминский. — Хотя до сих пор понять не могу, как можно так отчаянно отбрыкиваться от свалившегося на тебя счастья? У тебя просто мозгов не хватает, чтобы оценить какой потрясающий подарок сделал тебе Оберон, какую честь оказал!

— И что же он подарил мне кроме вашей кабалы? — апатично спросила Юлиана.

— Самый мощный наркотик в мире: право на вседозволенность! Я не променял бы его ни на что другое, даже если бы мне взамен вернули молодость!

Девушка оторвала взгляд от окна и с удивлением посмотрела на Жнеца. Впервые он говорил о чем-то с таким упоением.

— Мы с вами слишком разные! — сказала она. — Мне это не нужно.

По лицу Карминского пробежала странная, но весьма тревожащая улыбка. Такая бывает у мудреца, который наперед знает все поступки человека.

— Ошибаешься, девочка… Мы с тобой из одного теста, и скоро ты это поймешь…

В первую пятницу мая произошло чудо: одиночеству герцогини пришел конец — к ней подселили соседку. В тот вечер, получив от учителя очередную взбучку, Юлиана сидела перед разложенными на кровати справочниками, не зная с какого начать. Каждый из них вызывал у нее стойкое отвращение, а распухший от обилия информации мозг умолял об отдыхе. И тут в ее дверь кто-то постучал. Она слезла с кровати и пошла открывать, гадая, кто это решил заглянуть к ней в такое время. Уборщица приходила к ней по утрам, пока она была на занятиях, а других посетителей у нее не бывало.

Она распахнула дверь и увидела перед входом незнакомую девушку лет восемнадцати-девятнадцати. На ней был темно-розовый костюм, удивительно гармонировавший с ее длинными русыми локонами, а в руках она держала большой серый чемодан. Незнакомка приветливо улыбнулась ей и поставила вещи возле входа.

— Здравствуй! Я Виктория Блэр, — жизнерадостно представилась она. — Меня сегодня перевели сюда из вейденского университета и сказали, что я буду жить с тобой. Ты позволишь мне пройти?

Юлиана так опешила, что даже не сразу смогла посторониться. Просто стояла и молча любовалась на прилетевшую к ней из Вейдена фею. К ней кого-то подселили? Невероятно! Ей вдруг захотелось запрыгать от счастья и повиснуть на шее своей соседки. Разумеется, она этого не сделала, а просто шагнула вглубь прихожей, открывая проход.

Ее молчание и заминка смутили Викторию. Казалось, что ей здесь не рады, и она расстроенно вспомнила свою трехместную комнатку в вейденском общежитии и оставшихся там подружек, с которыми она прекрасно ладила. Она втащила чемодан в комнату и оглядела дорогую, но без излишеств обстановку, совсем не похожую на ту, к которой она привыкла за время учебы.

— У вас тут все живут в таких королевских условиях? — удивилась она.