Мария Семенова - Великая Охота

– Годится ли южная земля для жизни? Как тебе сказать, солнцеликая, – говорил он звучным, глубоким голосом. – Я давеча так сказал святейшему Тулуму, отдавая ему записки о походе: жить и там можно, но к чему? Там нет просторных, годных для земледелия плодородных равнин – только горы и непроходимые чащи, пропасти, бурные реки и тесные тропы…

– Похоже на земли накхов, – заметила царевна.

– О нет! Накхаран – земля скудная, но дышится там легко. А на юге… Перейдя тяжелыми снежными перевалами через великие горы, мы на радостях попытались спуститься вниз, но далеко не прошли – нас одолела невыносимая жара. Люди буквально захлебывались воздухом, как в бане, одежда намокала и липла к телу… И это в середине зимы! Дожди – внезапные потоки с неба, словно местная богиня после стирки выплескивала с неба кадку, – каждый день, да не по разу! Может быть, если бы дождались лета, было бы посуше, но мы бы не дожили… Лошадки-то наши, хоть и дети южных степей, и те начали болеть, копыта мокли, ноги у них покрывались язвами…

Аоранг почесал голову, покосился на обручальный браслет-змею на руке Аюны и содрогнулся, вспоминая.

– А сколько там змей и насекомых! Шагу не ступить, не устроить ночлег, чтобы этакая ядовитая тварь кого-то не тяпнула…

– Вы встретили там какие-нибудь племена? – спросила царевна.

– Нет, да оно и понятно – какой безумец решит поселиться в таких местах? Только обезьян.

– О, как в сказках? – всплеснула руками девушка. – Вы не привезли одну сюда?

– Ничего хорошего в них нет. Гнусного нрава, грязные существа, сотворенные в насмешку над людьми…

Аоранг нахмурился, кинул в рот еще пару сладостей и вдруг вскинул голову:

– Ты представляешь, какую мы встретили там диковину – лысого мамонта!

Он захохотал так громко и внезапно, что Аюна шарахнулась в сторону.

– Прости, солнцеликая. Вспомнил, как он выглядел. Эти голые, хлопающие на ходу уши, морщинистая задница… Я хохотал на весь лес так, что чуть не лопнул… А саблезубцы их – без клыков, да еще и полосатые. Нет, зубы у них есть, но, когда зверь закрывает пасть, их не видно! Короткозубые саблезубцы и лысые мамонты… Как эти звери там намерены выживать, уму непостижимо. Лично я бы переселился туда, только от смерти спасаясь!

Аоранг покачал головой, пододвинул к себе вазу и задумчиво зачерпнул пятерней горсть узелков, но вовремя опомнился и высыпал их обратно.

Аюна не заметила его оплошности, – подперев подбородок ладонью, она увлеченно слушала. Дикарь превзошел все ее ожидания. Он в самом деле оказался нестрашным, совсем не вонял, а кроме того, интересно рассказывал. Вопреки ехидным словам сестры, он вовсе не рычал и не мычал, а изъяснялся на высоком наречии получше иных ариев. Аюна поймала себя на том, что его просто приятно слушать. А безупречный столичный выговор мохнача, несомненно, заслуга ее дяди-жреца.

Да и сам Аоранг был вовсе не так уж уродлив. Хотя, конечно, наружность его была своеобразна. Видимо подражая ариям, он ходил не скрючившись и свесив руки до колен, как погонщики мамонтов, а держал спину очень прямо. Из-за этого его невероятно широкие плечи, которые у мохначей всегда были словно поникшими под собственной тяжестью, казались еще шире. Взлохмаченные рыжевато-русые волосы копной падали на плечи, топорщась, как сухая трава. Обветренное веснушчатое лицо его было словно вырублено из камня. Крупные, резкие черты, глубоко сидящие голубые глаза и низкий скошенный лоб говорили о крови первых людей, не знающей счету лет древности.

Аюна попыталась вспомнить, что о нем знает. Почему-то ей казалось, что она видела молодого мохнача и раньше. Подумав, она решила, что в этом нет ничего странного – наверняка она в детстве не раз встречала его во время церемоний в столичном храме Солнца. Неведомо за какие заслуги дикарь с детства рос при верховном жреце Тулуме, величая его своим учителем, священным наставником и чуть ли не названым отцом. Но по закону у него не было вообще никакого титула. Он не был ни царевичем, ни жрецом, ни слугой, и даже рабом не считался. Он был просто Аоранг.

– Что ты все смотришь на меня, солнцеликая? – закончив рассказ и немного помолчав, с тревогой спросил воспитанник Тулума. – Я чем-то оскорбляю твой взор?

– Напротив, ты выглядишь совсем не так, как я ожидала, – откровенно сказала Аюна.

– Правда? И в чем же отличия?

– Ты одет…

– О да, царевна, – с добродушной усмешкой ответил он, – голый мохнач – это зрелище, которое вынесет не каждый арий…

– Да я не о том, – со смехом отвечала Аюна. – Ты в человеческой одежде. Непривычно видеть мохнача не в шкурах.

Аоранг беспечно пожал плечами:

– Учитель говорил: воспитанный человек одевается сообразно месту. Среди ариев я одеваюсь как арий. А на Ползучих горах хожу в шкурах, как мои сородичи.

– Где? – не поняла царевна.

– Ползучие горы. Так мы называем Змеиный Язык.

– А почему?

– У мохначей есть поверье, что эти горы когда-то были живыми существами и ползали. Они сами приползли туда, где пребывают сейчас. А кое-кто считает, что они продолжают ползти. Понемногу, на ладонь в год…

Аюна покачала головой.

– Ты так много знаешь о своем народе. Откуда? Ты ведь, кажется, с детства рос при храме?

Аоранг задумчиво переставил себе на колени изрядно опустошенную вазу со сладостями.

– Это долгая история. Расскажу, если пожелаешь.

– Желаю, – ответила царевна, покосившись на вазу, но ничего не сказав.

– Двадцать с лишним лет назад святейший Тулум устраивал один из своих первых походов на Змеиный Язык. Они продвигались на север вдоль одной из главных рек – как известно, все реки там текут к югу, – и вот однажды его люди увидели в снегу сани. Брошенные сани, без упряжки, и рядом никого. А в санях сидел ребенок лет пяти, и его уже заносило снегом. При виде чужаков, вышедших из метели, он ничуть не испугался, а вскочил и протянул к ним озябшие руки…

– Тебя бросили! – ахнула Аюна.

– Арии забрали меня с собой, накормили и согрели. Позднее Тулум осмотрел меня и счел весьма необычным, – продолжал Аоранг. – Я был светловолосым, а таких среди мохначей очень немного. Святейший решил, что ребенка отдали богам из-за его непохожести на других. У диких племен такое случается сплошь и рядом…

– А дальше что было?

– Что же дальше? Святейший Тулум привез меня в столицу, поселил при храме, обучил речи и обычаям ариев. А когда я подрос – всем наукам, какие следует знать жрецу истинного бога. С тех пор я живу здесь, и Аратта стала моим домом.

– Но неужели ты никогда не хотел вернуться к сородичам?

Мохнач вздохнул:

– Когда я стал подростком, мной овладело желание найти свое племя. Я хотел взглянуть в глаза тем, кто обрек ребенка на смерть…