Брендон Сандерсон - Слова сияния

Принц не дал своему клинку имя. Одни так делали, другие – нет. Он не считал это правильным – не потому, что думал, будто клинок не заслуживает имени, а потому, что решил, будто не знает истинного имени. Это оружие когда-то давным-давно принадлежало одному из Сияющих рыцарей. Тот, несомненно, как-то нарек клинок. Выдумывать что-то другое было самонадеянно. Адолин так полагал даже до того, как его мнение о Сияющих улучшилось благодаря отцу.

Адолин умрет, а клинок останется. Это оружие ему не принадлежит. Он просто взял его в долг на некоторое время.

Поверхность меча была строгой, гладкой, а он сам – длинным, извилистым, как угорь, с выступами на обухе, похожими на растущие кристаллы. Клинок выглядел более длинной версией обычного полуторника и чем-то напоминал огромные широкие двуручники, которыми орудовали рогоеды.

– Настоящая дуэль, – прошептал Адолин клинку. – С настоящими ставками. Наконец-то. Никаких больше хождений вокруг да около, никаких ограничений.

Осколочный клинок не ответил, но принц представлял себе, что он слушает. Нельзя было использовать такое оружие – оружие, казавшееся продолжением самой души, – и не чувствовать время от времени, что оно живое.

– Я так уверенно со всеми говорю, потому что знаю: они положились на меня. Но если сегодня я проиграю, все кончено. Больше никаких дуэлей, а взамен – серьезные проблемы для воплощения отцовского плана.

Он слышал людей снаружи. Топот ног, невнятные разговоры. Царапание по камню. Они пришли. Пришли, чтобы посмотреть, как Адолин победит или будет унижен.

– Возможно, это наша последняя битва вместе, – негромко проговорил Адолин. – Я благодарен тебе за все, что ты для меня сделал. Я знаю, ты бы сделал то же самое для любого другого, кто владел бы тобой, но все равно благодарю. И… хочу, чтобы ты знал: я верю в отца. Верю, что он прав, что его видения истинны. Что миру нужен единый Алеткар. Битвы вроде сегодняшней – мой способ воплотить это в жизнь.

Адолин и его отец не были политиками. Они были солдатами – Далинар стал таким по собственной воле, его старший сын – скорее в силу обстоятельств. Они не смогут сотворить единое королевство при помощи слов. Им придется сражаться ради достижения цели.

Юноша встал, похлопал себя по карману, позволил клинку превратиться в туман и пересек маленькую комнату. Он вышел в узкий коридор, каменные стены которого были покрыты рельефами, изображавшими десять боевых стилей – основу фехтовального искусства. Рельефы создали где-то в другом месте, потом поместили сюда, когда строили это помещение, – недавнее добавление заменило шатры, где раньше проходила подготовка к дуэлям.

Стиль ветра, стиль камня, стиль пламени… Для каждой из десяти Сущностей имелся рельеф с соответствующим боевым стилем. Адолин перечислял их про себя, пока шел по коридору. Этот небольшой туннель был высечен в камне самой арены и заканчивался в маленькой комнате в скале. Яркий свет, заливавший дуэльное пространство, лился сквозь щели между стеной и последними дверями, отделявшими его от противника.

С комнатой для медитации и этой раздевалкой, где можно было надеть доспехи или отдохнуть в перерывах между битвами, дуэльная арена военных лагерей уже почти не отличалась от тех, что остались в Алеткаре. Это можно было лишь приветствовать.

Адолин вернулся в раздевалку, где его уже ждали брат и тетушка. Буреотец, у него вспотели руки! Даже отправляясь на битву, когда его жизни угрожала настоящая опасность, он не чувствовал такого волнения.

Тетушка Навани только что закончила рисовать охранный глиф. Отложив ручку-кисть, она отошла от постамента и подняла знак – ярко-красный на белой ткани, – чтобы показать Адолину.

– Победа? – наугад спросил он.

Навани опустила ткань, вскинула бровь.

– Что такое?

Вошли его оружейники, неся части осколочного доспеха.

– Тут написано: «Безопасность и слава», – объяснила Навани. – Тебе бы стоило подучить глифы, Адолин, они не кусаются.

Он пожал плечами:

– Никогда не считал их такими уж важными.

– Ладно. – Навани почтительно сложила молитву и поместила ее на жаровню. – Надеюсь, в конце концов у тебя появится жена, которая будет и читать глифы, и рисовать их.

Адолин склонил голову, как полагалось делать, пока молитва горела. Пайлиах свидетельница, сейчас не время оскорблять Всемогущего. Но когда все закончилось, он посмотрел на Навани.

– Есть новости о корабле?

Они ждали, что Ясна пошлет весточку, когда достигнет Мелководных Крипт, но ничего не пришло. Навани списалась с конторой портового управляющего в том далеком городе и получила ответ: «Услада ветра» в Мелководных Криптах не появлялась. Корабль опаздывал на целую неделю.

Она небрежно взмахнула рукой:

– Ясна на борту.

– Знаю, тетушка, – сказал Адолин и переступил с ноги на ногу, ощущая тревогу. Что же произошло? Может, корабль настигла Великая буря? А как быть с этой девушкой, на которой ему предстоит жениться, если Ясна добьется своего?

– Раз корабль задерживается, значит Ясна что-то задумала, – проговорила Навани. – Вот увидишь. Мы получим от нее сообщение через пару недель с требованием что-то сделать или предоставить какие-нибудь сведения. Мне придется насильно вытягивать из нее причину задержки. Да пошлет Баттах этой девочке немного здравого смысла вместе с умом.

Адолин не стал упорствовать. Навани знала Ясну лучше кого бы то ни было. Но… он, конечно, беспокоился о кузине и, сам того не ожидая, переживал, что не встретится со своей нареченной, Шаллан, в назначенный срок. Разумеется, условная помолвка вряд ли привела бы к серьезным последствиям, но часть его желала именно этого. Позволить кому-то другому выбирать за себя было до странности увлекательно, принимая во внимание то, какими громкими проклятиями сыпала Данлан, когда он порвал с нею.

Девушка оставалась одной из письмоводительниц отца, так что время от времени они виделись. Новые сердитые взгляды. Но, буря свидетельница, на этот раз он не был виноват. Данлан стоило бы следить за тем, что она говорит подругам…

Оружейник поставил перед Адолином латные ботинки, и он ступил в них, ощущая, как пластины брони смыкаются друг с другом. Оружейники быстро закрепили поножи и двинулись выше, заковывая его в необычно легкий металл. Вскоре остались только латные перчатки и шлем. Юноша присел, сунул руки в лежавшие по бокам перчатки, разместив пальцы по местам. Осколочный доспех, как обычно, странным образом сжимался сам по себе, точно небесный угорь, обвивающий крысу, и вскоре его запястья охватила тугая, но удобная броня.

Он повернулся, чтобы взять шлем у последнего оружейника. Им был Ренарин.

– Курицу ел? – спросил Ренарин, когда брат взял у него шлем.