Иван Оченков - Смоленский поход

— Ваши русские солдаты? Тех, кто были с вами во дворце, верно, кормили там, остальные варили здесь какую-то странную пищу здесь, пока мы не приехали.

— Хорош командир, ничего не скажешь, — вздохнул я и велел позвать капрала моих драгун.

— Вот что Генрих, — продолжил я когда тот я вился на зов, — ты ведь научился понимать русскую речь?

— Так точно, ваше величество, — вытянулся тот в ответ, — я ведь померанец. Мне и польский понятен и русинский, а теперь и московитский.

— Отлично, пока я занят другими делами ты будешь закупать продовольствие вместе с Эльзой. Она будет выбирать, а ты дашь ей помощников, чтобы поклажу таскали.

— Уж такой красавице я и сам возьмусь подсобить, — усмехнулся капрал.

— Не возражаю, только помни, что она служит мне, стало быть, за нее есть кому заступиться. Нет, если вы столкуетесь, так я возражать не стану, а вот насилия не потерплю.

— Не беспокойтесь, ваше величество, я знаю порядок. Ведь я нанялся к вам еще в Дарлове.

— Отлично, я не сомневался в тебе парень, просто решил напомнить, что могу приказать жениться.

— За этим дело не станет, — пожал плечами Генрих, — я не прочь.

— Быстрый какой, — не утерпела Эльза, — а меня ты спросить не хочешь?

— Что не нравится жених? — Усмехнулся я, — ладно вы об этом и без меня договоритесь, а теперь иди за мной, я дам тебе денег. Те, что взяла у Раальда вернешь ему, вы мои люди и я должен вас кормить, таков порядок.

— Благослови вас бог, государь, — радостно закивала супруга Каупуша, — вы самый щедрый и справедливый…

— Готовьте скорее, я и впрямь очень голоден, — остановил я ее славословия, выходя прочь.

Поднявшись к себе, я достал из сундука кошель и протянул Эльзе.

— Держи, как кончатся, скажешь, дам еще. Ну чего мнешься?

— Вы и вправду готовы отдать меня замуж за своего солдата?

— Если ты сама этого захочешь, то почему нет, или у тебя кто другой на примете?

— Как знать, — пожала плечами девушка.

— Ты все еще любишь своего Андриса?

— О, нет! Довольно с меня любви, ее, наверное, и вовсе не бывает.

— Отчего же бывает, только не со всеми. Кстати, я никогда не видел Генриха таким, похоже ты ему и впрямь приглянулась. Может, ты действительно ведьма?

— Может, только не на всех мои чары действуют. Только я не об этом хотела с вами поговорить.

— Слушаю тебя.

— Вы знаете, что о вас говорят на рынке?

— Не имею ни малейшего представления.

— Что вы взяли с Риги целый миллион контрибуции и отдаете теперь шведскому королю полностью разоренный город.

— Следовало ожидать таких слухов. Что еще?

— Еще говорят, что в Риге хотели сжечь ведьму, и что она вызвала ваше величество себе на помощь…

— Ничего себе у людей воображение!

— А еще вы освободили эту ведьму, и пригрозили жителям, что если они ее еще раз тронут, то опустите город на дно морское!

— О господи, какой вздор, эдак меня скоро вместо странника будут называть защитником ведьм!

— Вам смешно?

— Конечно, мне нет дела до глупостей, которые болтают дураки на рынке.

— Напрасно вы так легкомысленно относитесь к этому.

— Пустое. Видишь ли, девочка, людям свойственно придумывать разный вздор. Что касается меня, то его придумали уже столько, что моей репутации уже ничто не может угрожать. Ладно, ступай, я понял тебя и буду осторожнее.

Девушка вышла и в комнату тут же ворвались Миша Романов с Семеном Буйносовым.

— Государь, дозволь слово молвить!

— Чего вам, оглашенные?

— Да там этот, перебежчик пришел! Толмач-антихрист!

— Чего?

— Ну, тот, который на дуэли переводил.

— Савва Калитин?

— Он самый, разговор говорит есть.

— Ну, зовите, раз такое дело.

Через минуту Калитина привели ко мне и он, сняв шляпу, склонился в приветствии. Мои верные рынды и не подумали выйти вон, а напротив, стали за его спиной, ожидая дальнейших распоряжений. Причем если Мишка глядел с искренним любопытством, то Семен, похоже, ожидал команды вязать вероотступника.

— Что привело вас, друг мой, в мою скромную обитель?

— Вы, ваше величество, сказали мне сегодня, что хотели бы найти моих товарищей, вместе с которыми я учился в Упсале.

— Верно, вам что-нибудь известно про них?

— По крайней мере, об одном я кое-что знаю.

— Продолжайте.

— Матвей Фомин сейчас находится в городской тюрьме.

— Вот как, а за что, позвольте спросить, его туда упекли?

— Известное дело за что, солдаты они и есть солдаты. Выпили, подрались потом и за оружие схватились, обычное дело.

— А в тюрьму-то за что, неужели в его полку нет профоса?

— Да кабы только меж собою драка, оно бы и обошлось. Только они не просто подрались, а в порту с моряками! А разнимать их портовая стража пришла, да в суматохе одному из стражников нож в бок кто-то сунул.

— До смерти?

— Нет бог миловал, а то бы Матвей уже бы в петле болтался, однако за таковые дела меньше как каторгой не отделаешься, а это ничуть не лучше петли, только помучаешься дольше.

— А точно ли он сей нож в стражника сунул?

— Да кто его разберет в суматохе, а только чужак он всем, так что на него показывают.

— А портовой стражей командует капитан над портом?

— Да, ваше величество.

— Кстати, а вы откуда об сем инциденте ведаете?

Калитин на секунду потупился, а затем вскинул голову и твердо ответил:

— Матвей у меня помощи просил.

— А ты, стало быть, поначалу отказал, а потом когда я объявился, то о дружке и вспомнил? Ладно-ладно, можешь не отвечать. Хорошо, я понял.

Наш разговор велся до сих пор по-немецки и Буйносов с Романовым как не топорщили уши, так ничего и не поняли. Очевидно поэтому, когда я велел проводить Калитина, на лице князя Буйносова отразилось недоумение. Однако, делать нечего и Семен гневно зыркнув глазами отворил дверь. Савва вновь взмахнул шляпой, но выдержать это оказалось выше сил моего верного рынды.

— Ты что кланяться, собачий сын, на чужбине разучился? Царь перед тобой, пади в ноги!

— Я вольный человек, и в ноги никому кроме бога не кланяюсь, — огрызнулся Калитин.

— Христопродавец ты, а не вольный человек!

— На себя посмотри, скольким царям присягал помнишь ли?

— Уймитесь, — пришлось прикрикнуть мне, пока Савва и Семеном не наговорили друг другу лишнего, и не случилась еще одна дуэль, — уймитесь, говорю, а то не постесняюсь царским кулаком зубы пересчитать!

— Прости, государь, — тут же повинился Семен, — а только не могу я на его рожу спокойно смотреть!

Последние слова князь проговорил, когда Калитин уже, слава богу, вышел. Миша Романов не участвовал в перепалке, хотя лицо его выражало полное согласие с позицией Буйносова.

— Государь, а чего ты нас оглашенными назвал? — спросил он когда князь Семен немного утихомирился.