Джон Норман - Волшебники Гора

— Понятно, — усмехнулся я. — Продолжай.

— Так вот, Убара посмотрела на меня и заявила: «Это письмо написано не Аппанием». «Нет, Госпожа» — подтвердила я, и тогда она спросила: «Но Ты знаешь, от кого оно, не так ли?». «От великолепного Мило» — сообщила я. «Ты знаешь о его содержании?» — осведомилась женщина. «Нет, Госпожа» — ответила я. «Ты грамотная?» — уточнила она. «Да, Госпожа» — признала я. «Но этого послания Ты не читала?» — спросила Убара. «Нет, Госпожа» — заверила её я. «А есть ли у тебя некое понятие того, что может быть его содержанием, — поинтересовалась женщина, — какое-либо подозрение относительно его смысла?». «Боюсь, что да, Госпожа» — кивнула я. «А Ты знаешь, кто я?» — строго спросила она. «Вы величественная и прекрасная Талена, — ответила я, — Убара Великого Ара». «Его ведь могли бы убить всего лишь за то, что он осмелился бы думать о написании такого письма» — сказала женщина. Я очень испугалась и промолчала, а она возмущённо продолжила: «А он даже подписал свой письмо. Какой дурак. Какой бедный, безумный, страстно увлеченный дурак. Как он мог осмелиться на столь компрометирующий, столь глупый и совершенно безумный поступок?». «Возможно, он потерял своё благоразумие из-за сияния красоты Госпожи» — прошептала я.

— Превосходно, Лавиния, — похвалил её я.

— Женщина посмотрела на меня и приказала: «Говори». И я сказала, как Вы меня научили: «Он как-то раз выступал в Центральной Башне, декламировал стихи и всё такое. Возможно, в какой-то момент, не по вине Госпожи он был очарован её голосом, словно пением птицы венминиум, или возможно, её изяществом и манерами, результатом тысяч поколений её предков. Или, опять же не по вине Госпожи, возможно вследствие некого мимолётного замешательства, Мило настолько не повезло бросить взгляд на кусочек её на мгновение открывшегося лица, или заметить изящность её тонкого запястья между манжетой и перчаткой, или даже, к своему ужасу рассмотрел обнажившуюся из-под кромки одежд лодыжку?». На это моё предположение Убара кивнула и пробормотала: «Возможно». И я нисколько не сомневаюсь, Господин, что эта владетельная женщина сама проследила за тем, чтобы таких сигналов, таких знаков, таких интригующих проблесков, якобы сделанных по невнимательности или неосторожности было предостаточно!

— Возможно, в этом она не столь уж и отличалась от тебя самой, — усмехнулся я

— Господин! — попыталась возмутиться рабыня.

— По крайней мере, — пожал я плечами, — она никогда не стояла около него на коленях, в браслетах и рабском шёлке и не протягивала руки, чтобы дотронуться до него.

— Будь она на моём месте, и всего лишь рабыней, — проворчала Лавиния, — возможно, она сделала бы то же самое!

— Возможно, — не стал спорить я.

— А я уверена в этом, Господин! — заявила она.

— И в результате оказалась бы в полях? — поинтересовался я.

— Возможно, Господин, — улыбнулся моя рабыня.

Честно говоря, мысль о царственной Талене, остриженной и отправленной работать в поле, действительно показалась мне забавной.

— Господин? — окликнула меня женщина, выводя из мечтаний.

— Продолжай, — бросил ей я.

И Лавиния продолжила: «Ты знаешь, что он посвятил премьеру своего „Луриуса из Джада“ мне?» — спросила меня Убара. «Да, Госпожа» — ответила я. «Как посвятил он мне и многие из других своих спектаклей» — добавила она. «Да, Госпожа» — повторила я. «Он провозгласил, что это я вдохновила его на эти спектакли» — сказала Убара. «Да, Госпожа» — кивнула я. Кстати, Господин, неужели она не поняла, что в таких заявлениях главным был, прежде всего, политический аспект!?

— Продолжай, — отмахнулся я.

И Лавиния продолжила свой рассказ:

«Впрочем, я вдохновляла многих людей искусства» — сообщила мне Убара.

— Продолжай, — повторил я, улыбнувшись про себя.

Мне вдруг стало интересно, можно ли было обучить Талену рабским танцам. Если бы из этого что-нибудь получилось, она на собственном опыте смогла бы узнать то, что для женщины в действительности означало, вдохновить мужчин. Впрочем, зачастую для этого хватает просто красоты почти любой рабыни.

— Так вот, — вернулась к своему рассказу рабыня, — Убара мне и говорит: «Я должна уничтожить это письмо. Я должна сжечь его в пламени одной из этих ламп». Я, конечно, поддержала её: «Да, Госпожа». «Потому, что это письмо будет означать для него смертный приговор, — объяснила она, — если только оно попадётся на глаза кому-либо из членов Совета, Серемидию или Мирону, или возможно даже любому свободному мужчине». «Да, Госпожа» — не могла не согласиться я. Но, Господин, она не уничтожила то письмо! Она аккуратно свернула его, и спрятала под своими одеждами!

— Это вполне объяснимо, — улыбнулся я.

Я подозревал, что это письмо оказалось для Талены слишком драгоценным, чтобы просто взять и сжечь его. Возможно, она будет дорожить им и перечитывать. А вот интересно, что бы она сделала, если бы вдруг узнала, что оно было написано Марком. Признаться, на какое-то мгновение, я даже порадовался, что мой собственный почерк был настолько корявым, особенно в том, что касалось обратных строк. Кстати, не стоит забывать и о том, что сохранение этого письма, чисто теоретически, дало Талене огромную власть над ни в чём не повинном Мило. Если бы такое письмо попадало в неправильные руки, я бы не исключал, что красавчику пришлось бы сходить на встречу со слином в его обеденное время. Подозреваю, что Марк не возразил против этого, но лично я не отнёсся бы к такому повороту с одобрением. Я не питал к Мило какой-либо неприязни, хотя он был довольно красивым парнем.

— «Мило просто возмутительно выходит за рамки своего статуса!» — сказала она мне, — продолжила Лавиния. — «Да, Госпожа» — поддержала я её. Но мне показалось, что она была очень рада.

— В конце концов, он один из самых красивых мужчин в Аре, — напомнил я Лавинии.

— Он самый красивый мужчина в Аре! — не удержалась она.

— Что-что? — переспросил я.

— Конечно-конечно, он один из самых красивых мужчин в Аре! — тут же исправилась женщина.

— Ну, возможно, — усмехнулся я.

— «Какой он безумный дурак!» — воскликнула Убара, — вернулась к рассказу рабыня. — «Возможно, он находит Госпожу непреодолимо притягательной, — предположила я. — Возможно, он ничего не может поделать с собой». «Да, — согласилась Убара. — Других объяснений и быть не может».

Что до меня, то я в этот момент задумался над тем, можно ли было бы научить Убару извиваться в цепях, или например, двигаться на полу так красиво, что её хозяин не захотел бы выпороть её за неуклюжесть.

— Господин слушает? — поинтересовалась Лавиния.

— Да, — кивнул я.

— Затем она поднялась со своего кресла, и спустилась с постамента туда, где стояла на коленях я, закованная в наручники и прикрепленная к кольцам, и спросила: «Чья Ты?». «Я принадлежу дому Аппания, Госпожа» — ответила я, хотя, конечно, понимала, что её об этом проинформировали гвардейцы, считавшие это с моего ошейника, ещё когда я была на улице снаружи.