Джон Норман - Волшебники Гора

— Она не в перчатках! — закричал кто-то.

— Она босая! — воскликнул другой.

Марк резко обернулся и раздражённо посмотрел вниз на Фебу, вцепившуюся в его руку. Девушка немедленно опустила голову вниз. В другой раз, она бы ещё и на колени опустилась, но в такой давке её могли опрокинуть и просто затоптать. Феба в этот раз была одета в свою короткую рабскую тунику, которая, конечно, очень мало что скрывала из её очарования. Я окинул взглядом её обнажённые лодыжки, икры и бёдра. Кроме того, она была босой. Это полностью соответствовало ей, в конце концов, она была рабыней, а им редко предоставляют привилегию обуви. Мой взгляд поднялся выше, скользя по телу цепляющийся за Марка красотки. Да, она была необыкновенно привлекательна. Феба на мгновение подняла голову, но встретившись со мной глазами, снова быстро её опустила. Рабский кушак, высоко повязанный на ней, перекрещенный спереди, подчеркнул очарование её маленьких грудей. Можно было только порадоваться за Марка. Прекрасная ему досталась рабыня. А вот я оставался в одиночестве, так и не обзаведясь невольницей. Честно говоря, было даже немного жаль себя.

— Она вышла в одеждах кающейся или просящей! — тревожно крикнул ещё один горожанин.

— Нет, Талена! — послышались крики со всех сторон. — Нет, Талена! Не делай этого.

— Мы не позволим! — закричал мужчина.

— Только не наша Талена! — заплакала женщина.

— Как безобразна может быть толпа, — заметил Марк.

— Ар не стоит такой цены! — выкрикнул кто-то из толпы.

— Лучше предать город огню! — закричал другой.

— Давайте бороться! Давайте бороться! — послышались мужские крики.

Несколько мужчин выскочили из толпы на улицу, но на их пути встали таурентианцы державшие копья поперёк, изо всех сил пытаясь сдержать их порыв.

— Хорошо, — кивнул Марк. — Кажется, назревает бунт.

— Если так, — сказал я, — то давай выбираться отсюда.

— У меня будет шанс сунуть нож под рёбра кое-кому из этих товарищей, — зло прищурившись, заявил Марк.

— Фебу могут поранить, — намекнул я.

— Она — всего лишь рабыня, — пожал плечами Марк, но я видел, как он обхватил девушку руками, готовясь прорываться сквозь толпу.

— Подожди, — остановил я его, уже готового начать отступление.

Талена, стоявшая на верху платформы, протянула руки открытыми ладонями к толпе, и начала ими размахивать в жесте отрицания, даже как-то немного отчаянно.

Это не могло не заставить меня улыбнуться. Такое поведение с её стороны едва ли соответствовало достоинству предполагаемой дочери Убара, не говоря уже об одежде кающейся или умоляющейся.

— Она призывает нас успокоиться! — догадался какой-то мужчина.

— Она умоляет нас отступить, — заметил другой.

— Благородная Талена! — всхлипнул какой-то юнец.

Напиравшая толпа дрогнула, и люди с улицы начали один за другим возвращаться назад в толпу.

Теперь, когда толпа, смущенная и разделенная на фракции, казалось, стала более управляемой, Талена склонила голову и одновременно подняла руки ладонями вверх, в жесте смирения и благородства, призывая тем самым толпу сдать назад.

— Она не желает нашей помощи, — пришёл к выводу один из напиравших.

— Она боится, что мы можем пострадать из-за неё, — простонал другой.

На мой взгляд, это было весьма спорное утверждение. Если бы Талена, лично, внезапно, по своему собственному желанию не начала ясно, энергично и даже отчаянно сигнализировать толпе, то платформа, парк и проспект, возможно, заполнились бы разгневанными горожанами, полными намерения спасти её. Горстка гвардейцев была бы просто сметена, как листья ураганом.

— Не позволяйте ей сделать это, Серемидий! — послышался отчаянный крик из толпы.

— Защити Талену! — закричали срезу с нескольких сторон.

Но теперь уже Серемидий вытянул руки вперёд ладонями вниз, и спокойно поднял и опустил их несколько раз.

Толпа загудела тревожно и угрожающе.

— Талена собирается пожертвовать собой ради нас, ради города, ради Домашнего Камня! — заплакал мужчина стоявший рядом.

— Ей нельзя позволить сделать это, — заявил его сосед.

— Мы не дадим ей сделать это! — внезапно воскликнул другой горожанин.

— Давайте действовать! — призвал третий.

Толпа дрогнула и снова качнулась вперёд. Этот внезапный, пока ещё лёгкий нажим, свидетельствовал о новом начинающемся волнении. Таурентианцы, опять выставили вперёд древки копий, готовясь отжимать толпу назад.

Руки Серемидия продолжали двигаться вверх-вниз, призывая к терпению и спокойствию. Наконец, толпа снова затихла, но над площадью по-прежнему висело ощутимое напряжение. Сейчас было достаточно одной маленькой искры, чтобы вспыхнуло насилие. Я чувствовал, что люди в толпе по-прежнему близки к точке кипения. В таких ситуациях часто устанавливается некое неустойчивое равновесие, когда даже малейшего усилия, самого на вид незначительного стимула, слова, жеста, может хватить, чтобы вызвать внезапную, сокрушительную реакцию.

Серемидий, снова протянул свою руку к Талене, и повёл вперёд к переднему пандусу. Когда они приблизились к фигуре Гнея Лелиуса, закованного в цепи и стоящего на коленях у подножия, Талена отшатнулась, как если бы от отвращения. Она даже выставила перед собой свою маленькую ручку с распростёртыми пальцами, словно пытаясь отгородиться от бывшего регента, словно один вид этого человека ей был противен, как будто она не могла перенести даже мысли о том чтобы находиться с ним рядом. Женщина даже повернулась к Серемидию, как бы умоляя его со всей своей жалобной уязвимостью кающегося или просящего, что он не подводил её близко к этому одиозному субъекту, который привёл её город к такой скорбной катастрофе и страданиям. Серемидий, казалось, поколебался мгновение, а затем, сделав вид, что принял твёрдое, однако, может быть не совсем благоразумное решение, любезно, и с большим почтением, провёл Талену к месту удалённому от стоящего на коленях Гнея Лелиуса. Толпа одобрительным гулом приветствовала его действия.

— Молодец, Серемидий! — послышался мужской голос.

В тот момент, когда генерал поводил Талену к выбранному для неё месту, в нескольких шагах от Гнея Лелиуса, она немного приподняла край своих белых одежд правой рукой так, что он немного оголил лодыжки. Таким образом, те, кто, возможно, ещё не заметил того факта, что она была босой прежде, теперь могли в этом удостовериться. С моей точки зрения, эта незначительная демонстрация, столь очевидно естественный, если не небрежный, сделанный как будто для того, чтобы не споткнуться, этот акт, так тонко просчитанный, мог бы стоить скромности для предполагаемой дочери Марленуса Ара.

Мужчина, стоявший около меня, спрятал лицо в руках и заплакал. Марк окинул его взглядом полным высокомерного презрения.