Джон Норман - Наёмники Гора (ЛП)

— Ты можешь вообразить свою дочь в рабском шёлке? — спросил я женщину. — Ты можешь вообразить её в ошейнике, стоящей на коленях и повинующейся?

— Да, — прошептала женщина.

— Не говори так, мама, — взмолилась дочь.

— Ты можешь представить её голой, извивающейся в цепях, вскрикивающей и умоляющей о прикосновении мужчины.

— Да, — простонала женщина.

Дочь, закрыв лицо руками, вздрагивала от рыданий.

— Тише, дорогая, — сказала ей женщина. — Так всё и будет.

— Мужчины ужасны, — глотая слёзы, выговорила девушка.

— Нет, — ответила ей мать, — они — хозяева. Они — это они, как и мы — это мы.

— Я никогда не уступлю им, — заявила девушка, размазывая слёзы по лицу.

— Тогда Тебя просто убьют, — предупредила женщина.

Девушка задохнулась от ужаса и отпрянула, звякнув цепью.

— Я могла бы сделать вид, что отдаюсь им, — прошептала она.

— Это — преступление, — сказала мать. — И его легко обнаружить по безошибочными физиологическими признаками. За это тоже наказывают смертью.

— Что же тогда, я могу сделать? — всхлипнула дочь.

— Отдайся полностью или умри, — ответила мать.

— Какие же тогда у меня есть шансы? — спросила девушка.

— Ни одного, — заверила её мать. — Ты будешь рабыней.

— Если хочешь, я могу пойти к ней и, взяв её за шею одной рукой, другой рукой отшлёпать, как детскую игрушку, — предложил я.

— Нет, — отказалась женщина. — Подобного скоро будет достаточно в её жизни. Она быстро научиться, каково это, быть невольницей, и принадлежать мужчинам.

— Тогда, не волнуйся о ней так, — усмехнулся я.

— Я — её мать, — напомнила она.

— На твоём месте я волновался бы больше о себе самой, — заметил я. — Поверь, очень скоро Ты обнаружишь что, являешься намного более частым объектом мужской агрессии, чем она. Просто видеть Тебя, означает хотеть раздеть и замкнуть на твоём горле свой ошейник.

— Нет! — выдохнула женщина.

— Я — мужчина, и могу ручаться за это, — заверил я её, дружелюбно шлёпнув по мягкому месту.

— Пожалуйста! — простонала она.

— Помолчи, — велел я.

— Да, Господин.

— Уверяю Тебя, Ты, в настоящее время, с намного большей вероятностью, чем твоя дочь возбудишь хищничества мужчин, которые будут рассматривать Тебя в качестве простого порабощенного объекта их желаний. По моему мнению, по крайней мере, на данный момент, именно Ты, а не она, обнаружишь, возможно, к своему ужасу и бедствию, что вызываешь их интерес как рабыня, с предсказуемыми для тебя лично последствиями.

— Нет! — прервала меня девушка.

— А ну тихо, низкая рабыня, — рыкнул я на неё.

— Низкая рабыня! — попыталась возмутиться она.

— Я сейчас проявляю внимание к этой женщине, — сказал я. — Я нахожу её интересной.

— Мама, Ты же — свободная женщина, — снова вмешалась девушка. — Ты же не рабыня. Ты не должна уступать ему. Сопротивляйся ему. Не уступай ему.

— Не говори глупостей, дочь, — ответила ей женщина.

— Разве Ты не видишь? Даже притом, что он — мужчина, он снизошёл до того, чтобы говорить с нами любезно. Цени это, ибо никто не знает, когда Ты услышишь такие слова снова.

— Он — животное! — выплюнула её дочь.

— Господин милосерден ко мне, — объяснила мать. — Неужели Ты не видишь? Из-за твоего присутствия здесь, и из уважения к деликатности нашей ситуации, он позволил мне почти, полностью остыть.

— Остыть! — возмутилась дочь.

— Да, — ответила женщина. — Спасибо Вам, Господин.

— Ой! — вскрикнула женщина.

— Ты, правда, думаешь, что я милосерден? — усмехнулся я.

Кажется, она неправильно поняла мои намерения.

— О-о-о, он опять меня трогает! — простонала женщина, снова вцепившись в мраморную скамью.

— Ты, правда, думаешь, что я милосерден? — повторил я свой вопрос.

— Нет, нет! — ответила она.

— Похоже, Ты решила, что какой-либо настоящий мужчина позволил бы такой соблазнительной и сладкой красотке как Ты, просто разложенной на скамье для удовольствий мужчин, будущей рабыне, соскочить с крючка в подобной ситуации? Что он не воспользуется случаем, если можно так выразиться? — полюбопытствовал я.

— Скажи ему, что именно так бы и поступил настоящий мужчина! — снова попыталась вмешаться её дочь.

— Не будь глупой, — ответила ей женщина. — Здесь идёт речь не о тех слабаках, которые называют себя «настоящими мужчинами», пытаясь замаскировать свою слабость под фальшивыми названиями, а об истинных мужчинах.

И вдруг она застонала. Мне показалось это интересным. Она вовсе не остыла, как мы подумал. Угли рабского жара, как оказалось, не потухли в её животе.

— Я прошу о милосердии, — взмолилась она.

— Отказано, — сообщил я ей.

— Сопротивляйся ему! — крикнула ей дочь.

— Его руки сильны и могущественны, — простонала женщина. — И он знает, что он делает и чего хочет! А я мягкая и я женщина!

— Ты хочешь уступить мне, — сказал я ей. — Это не трудно заметить.

— Я не должна этого делать, Господин, — всхлипнула она. — Здесь моя дочь. Она больше никогда не будет уважать меня-я-а-а! О-о-ох!

— Ты считаешь, что для неё будет неправильно знать, что её мать — горячая шлюха? — спросил я.

— Пожалуйста, — взмолилась женщина.

— Но Ты-то это знаешь, — заметил я, ободрительно шлёпая её по ягодице.

— Я не могу ничего поделать с этим! — заплакала она.

— Вы похожа на горячую самку слина, — сообщил я ей. — Ты прекрасно дёргаешься и извиваешься. Ты почти так же горяча, как рабыня. Интересно было бы посмотреть, на что Ты будешь похожа, когда на самом деле окажешься в неволе.

— Пожалуйста, — простонала она.

— Ты уже принадлежишь ошейнику, — усмехнулся я.

— Я должна попытаться сопротивляться, — прошептала она, напрягаясь всем телом.

— Вместо этого, Ты могла бы, устроить своей дочери поучительную демонстрацию того, как женщина может привести мужчину в невероятный восторг. Она могла бы извлечь немалый опыт из этого урока, использовав это к своей пользе в её собственной неволе. Ты могла бы даже передать ей своё впечатление от этого, ведь твои настоящие реакции на мои прикосновения, очень скоро будут ожидаться и от неё. Ей будет полезно узнать то, как рабыня могла бы реагировать на своего владельца.

— Если Вы возьмёте меня, я останусь холодной, — заявила она. — Я не буду участвовать в Вашем удовольствии.

— Ты не кажешься мне такой уж холодной, — усмехнулся я.

Она не ответила, лишь задёргалась под моими руками.

— Это была угроза? — поинтересовался я.

Взяв женщину за волосы обеими руками, я запрокинул её голову. Замок на ошейнике свободно закачался над скамьёй. Думаю, что в этот миг до неё дошло, что мне ничего не стоило размозжить ей голову о мрамор сиденья.

— Нет, — поспешно ответила она. — Нет, Господин!