Ирина Измайлова - Месть троянского коня

Неужели это его голос? Он прозвучал слабо, едва слышно.

— Хвала тебе, Артемида! Ты вернула его! — воскликнула амазонка.

— Думаю, что не она меня вернула, да не обидит это твою божественную покровительницу! — он говорил уже громче и яснее. — Мне кажется, я видел…

Он запнулся и замолчал, не решаясь сказать о том, что по–прежнему ясно помнил, но о чем боялся говорить, потому что ему не поверили бы…

— Но что со мной было? — спросил он. — Я правда умер, Пентесилея?

— Да.

Амазонка взяла его за руки.

— Привстань, посмотри, где ты находишься, и ты все поймешь.

Он приподнялся. Его повело в сторону, но Пентесилея подхватила его и помогла сесть. Они были в храме Артемиды Ламесской, в том храме, где совсем недавно сама царица амазонок прошла обряд искупления. Ахилл полулежал на каменном полу в двух шагах от Чаши, и она была полна. Живая вода, отражая свет зажженных по стенам факелов, слабо мерцала и переливалась.

У него закружилась голова. Он тихо вскрикнул, качнулся. С трех сторон к нему приблизились Нарана и еще две жрицы в длинных черных одеждах. Они положили на пол носилки, сделанные из двух длинных жердей и обшитые конскими шкурами.

— Ложись, — сказала Пентесилея. — Мы отнесем тебя в одну из наших хижин. Тебе надо выпить молока и уснуть.

— Не надо носилок, я сам… — запротестовал Ахилл, но, попытавшись встать, снова рухнул на бок.

— Ты еще дня два не сможешь ходить, — сказала Нарана, ласково подхватывая его под левую руку, в то время, как Пентесилея так же подхватила его справа. — Когда царица привезла тебя сюда, ты был мертв уже сутки с половиной, и у нас почти не было надежды… Я не знаю, что произошло и каким образом совершилось это чудо. Видно, ты угоден богам. Вода подействовала. Но окрепнешь ты не сразу. Ничего, самое плохое позади. Ты пробыл в Чаше два дня, и мы уже не надеялись. Да и вода могла за это время уйти много раз.

Он представил свое мертвое тело плавающим в прозрачной и прохладной воде Чаши, и ему стало страшно. Тут же он вспомнил, что видел это… Видел и ощущал, как его душа вновь входит в собственную плоть. Его охватил озноб, и он закрыл глаза, чтобы амазонки не заметили в них страха.

Между тем женщины осторожно положили его на носилки и, вынеся из храма, стали спускаться по тропе, меж кустов граната, к морю. На берегу, незаметные среди скал, лепились несколько хижин. Высокие утесы защищали их от волн прибоя и от ветра.

— Здесь живут жрицы, — пояснила Пентесилея. — А вот здесь я жила все эти сорок два дня, что минули с нашей последней встречи и со дня, когда я прошла искупление. До того, как мне сказали, что ты убит.

— А кто сказал тебе? — спросил Ахилл. — И как ты смогла увезти меня оттуда?

— Это я приплыла на дельфине и сказала ей! — послышался рядом звонкий детский голос.

Они как раз входили в это время в одну из хижин. Внутри это было простое и чистое помещение с полом, устланным циновками из сушеных водорослей. Из убранства здесь стояла только низкая кровать, покрытая козьими шкурами, сундук темного дерева, очевидно, служивший и столом, пара глиняных кувшинов, да лежала охапка сухой ароматной травы, на которой сидела, поджав ноги, девочка в кожаной набедренной повязке — маленькая Авлона, которая и ответила на вопрос Пелида.

— Ты ожил! А–о–о-а! Хвала богам!

Она вскочила, кинулась к носилкам и, покуда амазонки осторожно укладывали своего гостя на кровать, вертелась кругом, держа в руках большую чашку молока.

— Спасибо, Авлона!

Пентесилея взяла у нее молоко и выразительно посмотрела на жриц Артемиды:

— Теперь я справлюсь сама. Благодарю вас.

Нарана махнула рукой остальным, и жрицы тут же вышли из хижины.

— Я тоже пойду! — воскликнула Авлона и, бросив восторженный взгляд на Ахилла, убежала.

— Она в тебя влюбилась, — спокойно сообщила Пентесилея.

— Она? Девятилетняя девочка?! Я счастлив! — воскликнул Пелид.

— Благодаря ей ты теперь жив, — сказала Пентесилея и поднесла к его губам чашку. — Пей. И тебе нужно заснуть.

— Но не раньше, чем ты расскажешь, как я здесь оказался, — произнес он, привставая на постели и беря из ее рук молоко. — Я буду пить, а ты рассказывай.

Она вдруг усмехнулась и опустила голову.

— Боюсь, после этого ты подумаешь, что я не чту богов… Но, сказать по правде, когда Авлона явилась сюда с известием о твоей смерти и сказала, что наутро тебя сожгут, я едва не послала богам проклятие! У меня была одна мысль — как взять у ахейцев твое тело, чтобы попытаться совершить чудо: я ведь знала, что через такой срок вода Чаши едва ли подействует… Но смириться с твоей смертью я не могла!

При этих словах она побледнела, руки, сложенные на коленях, дрогнули. Ахилл взял ее за руку и почувствовал, как она напряглась.

— И что же ты сделала? — спросил он. — Я не сомневаюсь, что ахейцы не отдали бы тебе моего тела. Как же тебе удалось?

Пентесилея усмехнулась.

— У жриц здесь есть одежды для праздничных служб, они сотканы из легких воздушных тканей и выглядят необычно. Есть жемчужные ожерелья, которыми украшают статую богини в день ее праздника. Их разрешено надевать и жрицам, это не кощунство… Ну, наших дельфинов ты видел и знаешь, как они послушны. А мы умеем ездить на них с большим искусством. Я вспомнила, что тебя все считают сыном морской богини, и решилась на очень опасное дело. Если бы Фетида на меня разгневалась, ничего бы не получилось. Но я подумала, что если она твоя мать, то ей тоже хочется, чтобы ты воскрес, а если нет, то стоит ли великой богине гневаться на женщину, которую только отчаяние толкнуло на такую дерзость?

И амазонка рассказала Пелиду о своем появлении на берегу Троянской бухты в сопровождении жриц Артемиды и о том, как они похитили тело героя прямо с погребального костра.

— Ну и что ты скажешь? — спросила она затем, пытливо глядя ему в глаза — По–твоему, я оскорбила твою мать?

— Мою мать? — Ахилл улыбнулся. — Я не знаю, кто она. Думаю, что не богиня, не то она явилась бы мне хоть раз в жизни… Но ты… Я знал, что ты беспредельно отважна, но такой отваги даже не мог себе представить!

И, взяв ее за руку, он привстал и осторожно коснулся губами ее дрогнувших губ.

— Не надо! — Пентесилея чуть отстранилась, но руки не отняла. — Тебе нужно уснуть, чтобы набраться сил… Я… Я пойду! Отпусти, пожалуйста, мою руку.

— Я тебя не держу.

— Значит, это я сама тебя не отпускаю. Мне надо идти. Спи.

Она вскочила и, уже дойдя до двери, обернулась и проговорила, краснея, как девочка:

— А твои губы пахнут гранатом. Никогда не думала, что поцелуй может быть таким вскусным!

И она выскользнула из хижины, оставив его переживать изумление и восхищение, вызванные ее рассказом и, возможно, еще более ее последними словами.