Скотт Линч - Хитрости Локка Ламоры

Барабанный бой отдавался эхом от каменных стен, гулко раскатывался по каменным улицам, далеко разносился над мостами и каналами. Факельные огни отражались в каждом окне, в каждом кусочке Древнего стекла, мимо которых проплывали. Народ смотрел опасливо, если вообще смотрел: многие при приближении печальной процессии запирали двери на засовы и плотно закрывали ставни. Так в Каморре хоронят людей богатых и влиятельных: медленное скорбное шествие к Шепотному холму, погребальная церемония, а потом буйная, горькая тризна. Тосты за упокой усопшего, скорбный пир для тех, кто еще не призван на суд Азы Гийи, Повелительницы Долгого безмолвия. Погребальная бочка является неотъемлемой частью традиции.

Процессия покинула Дровяную Свалку в самом начале десятого и медленно вошла в Котлище, где ни один пьянчуга или уличный мальчишка не посмел перейти через дорогу перед ней, где шайки головорезов и толпы грязного сброда в мрачном молчании стояли вдоль улиц, по которым проходил их повелитель со своими подданными.

Траурное шествие миновало Дымный квартал и вступило в Тихий. От каналов поднимался серебристый туман, теплый и липкий. Ни один желтокурточник не встретился на пути процессии, ни один констебль не появился в пределах видимости – капа заранее позаботился о том, чтобы для служителей порядка той ночью нашлись дела на другом конце города. Вся восточная часть Каморра сегодня принадлежала Барсави и длинной колонне факелоносцев. Чем дальше на север продвигался он, тем больше добропорядочных горожан при его приближении укрывалось за запертыми дверями, гасило огни в своих домах и молилось, чтобы шествие поскорее прошло мимо своей дорогой.

Когда бы кто из них наблюдал за процессией, то непременно заметил бы, что она не стала поворачивать к Шепотному холму, а двигается дальше на север, к восточной окраине квартала Ржавый Затон, где в туманной ночной мгле смутно темнело огромное заброшенное здание под названием Гулкая Нора.

Пытливый наблюдатель подивился бы и численности похоронной процессии (свыше ста человек следовало за гробом), и странному облачению ее участников. Одни только гробоносцы были одеты в траур, а все остальные шли в полном боевом снаряжении: в кожаных кирасах с чернеными заклепками, нашейниках, шлемах и наручах; с кинжалами, дубинками, топорами и маленькими круглыми щитами у пояса. И участвовали в шествии лишь отборные представители каморрских шаек, самые лютые и опасные из Путных людей – мужчины и женщины с холодными глазами, жестокие головорезы, за каждым из которых числилось немало убийств. Они собрались из всех подвластных капе кварталов, из всех до единой шаек – из Красноруких и Серолицых, Шалых Псов и Арсенальных, Речных Грабителей и Черных Трюкачей, Баронов Горелища и десятка других.

Однако самого странного в этой похоронной процессии сторонний наблюдатель, даже самый внимательный, никак не мог заметить.

Дело в том, что тело Наски Барсави, завернутое в шелковые простыни, пропитанные алхимическим составом, замедляющим смертное тление, осталось лежать в покоях на Плавучей Могиле. Прошлой ночью Локк Ламора и дюжина других служителей Безымянного Тринадцатого, Многохитрого стража, вознесли молитвы за упокоение души и положили тело девушки посреди круга из священных свечей – до времени, когда ее отец покончит с делом, не имеющим никакого отношения к Шепотному холму. Убранный траурными шелками гроб был пуст.

– Я – Серый король, – произнес Локк. – Я – Серый король, лопни его глаза. Я – Серый король.

– Возьми чуть пониже и добавь хрипотцы, – посоветовал Жан Таннен, возившийся с обшлагом серого камзола, надетого на Локке. – Еще нужен легкий веррарский акцент. Ты говорил, у него акцент.

– Я – Серый король, – повторил Локк. – И я буду улыбаться во весь затылок, когда Благородные Канальи разделаются со мной.

– О, вот так хорошо, – кивнул Кало, наносивший на волосы друга вонючую алхимическую мазь, под действием которой они постепенно приобретали угольно-серый цвет. – Мне нравится. Акцент хоть и слабый, но вполне уловимый.

Локк стоял совершенно неподвижно, как портновский манекен, а Кало, Галдо и Жан толпились вокруг него с гримировальными и швейными принадлежностями в руках. Клоп сторожил у двери помещения, глядя в оба и чутко прислушиваясь, не появится ли поблизости какой незваный гость.

Благородные Канальи укрывались в одной из заброшенных лавчонок в окутанном густым туманом квартале Ржавый Затон, всего в паре сотен ярдов от Гулкой Норы. Ржавый Затон – мертвый остров, зловещий и почти необитаемый – пользовался дурной славой. Каморрцы, давно отбросившие всякие предрассудки насчет сооружений из Древнего стекла, по-прежнему испытывали смертельный страх перед Ржавым Затоном. Толковали, будто огромные черные тени, скользившие под водой в здешней лагуне, были вовсе не старыми славными акулами-людоедами, а тварями куда более древними и куда более ужасными. Соответствовали слухи действительности или нет – сказать трудно, но пустынный Ржавый Затон как нельзя лучше подходил для встречи Барсави и Серого короля, которая поставит точку в их странной истории. Локк подозревал, что памятной ночью, когда Серый король впервые вторгся в его жизнь, их встреча тоже состоялась где-то здесь, в Ржавом Затоне.

Чтобы превратить Локка в Серого короля, Благородные Канальи прибегли ко всем мыслимым маскарадным ухищрениям. Он уже разительно преобразился: серые волосы, серая одежда, серые сапоги на толстой подошве, прибавлявшей добрых два дюйма к росту, серые вислые усы, крепко приклеенные над губой.

– Выглядишь неплохо, – одобрительно заметил Клоп.

– Чертовски театрально, конечно, но Клоп прав, – согласился Жан. – Теперь, когда я подогнал этот дурацкий камзол по твоей фигуре, ты действительно выглядишь сногсшибательно.

– Жаль, что не для себя стараемся, – сказал Галдо. – Я бы получил гораздо больше удовольствия. А ну-ка, наклонись, Локк, соорудим тебе морщины.

Он принялся осторожно наносить на лицо товарища теплую восковидную мазь, которая быстро высыхала и твердела, стягивая кожу. Уже через минуту у Локка появились и гусиные лапки вокруг глаз, и носогубные складки, и морщины на лбу. Теперь он выглядел лет на сорок пять, если не старше. Его вид не вызвал бы никаких подозрений и при ясном свете дня, а уж ночью и подавно не вызовет.

– Просто блестяще, – удовлетворенно кивнул Жан. – Особенно если учесть, в какой спешке и в каких условиях пришлось работать.

Локк накинул капюшон плаща и натянул серые кожаные перчатки.

– Я – Серый король, – произнес он хрипловатым низким голосом, изображая странный акцент настоящего Серого короля.