Ярослав Коваль - Родная кровь

И в полусне ему показалось, что на его голову ободряюще легла тяжёлая и горячая рука.

Утром поборник стряхнул с капюшона и плаща навалившуюся ночью груду снега, заскорузлыми от холода пальцами свернул чембур, на длину которого конь всю ночь пасся рядом с ельником, оседлал его и поехал дальше. В основном двигался по дороге, зарастающей сосенками и так постепенно превращающейся в тропу, но иногда и через лес, причём строго шагом, потому что конёк был не такой дурак, чтоб переходить на бег прямо посреди ноголомной чащи, к тому же припудренной снежком.

Роннар ехал и размышлял, а вернее не столько думал, сколько пытался слушать свои ощущения и мысли. Ему снова вспомнились слова Годтвера о том, что опытный поборник должен чувствовать бестий. Подобное умение вполне логично для поборника, это верно… Так, может, он сэкономит себе время и поищет врагов именно таким способом?

Но пока не получалось. Принц ощущал холод и злость, что никак не выходит согреться, желание съесть что-нибудь вкусное и горячее – жарко́е, например, или двухдневную похлёбку с говядиной – и слушал звуки зимнего леса. Скудные звуки, сопровождавшие его в пути, не намекали ни на что важное или опасное: просто шорох, просто ветер, просто хруст веток, прогнувшихся под весом снега, или крик вороны… Странный крик.

Он насторожился, придержал коня, вытянулся в струну, надеясь, что наконец сможет почувствовать бестию – и ощутил чародейство. Определённо, это была магия, какая-то странная, с подобной он сталкивался редко и давно… Всё верно, сталкивался. Именно теперь, когда он почти расслабился и просто направлял коня в ту сторону, откуда к нему пришло ощущение магического присутствия, вспомнилось, что довольно часто подобное чувство сопровождало его схватки с бестиями. В бою все подробности просто запоминаешь, не рассматривая со всех сторон, можешь потом вернуться, припомнить ту или другую подробность. Вот он и вспомнил сейчас.

Значит, кое-какое чародейство в бою они применяют, и это не только защитные чары. Плохая новость. Странно, почему никому из поборников раньше не пришло в голову, что если бестии-чародеи защищаются, то и атаковать могут? А если приходило, и они тоже обращали внимание – почему не поделились с товарищами? Разобраться бы в том, что за магия у них в ходу и как работает. Не потому ли они так бодро захватывают земли, и не оттого ли единственные, кто точно может с ними справиться – это армии Лучезарного под предводительством их короля?

Лес поблёк, чаща сменилась опушкой, даже конёк приободрился, попытался прибавить шагу. Роннар его придержал, спешился и вышел на край густо заснеженного луга пешим. Впереди были остатки сожжённой деревни, какие-то невнятные развалины, давно брошенные, однако, подойдя поближе, принц понял, что тут постоянно кто-то бывает. Тропинки между обгорелыми остовами домов кое-где были натоптаны, причём определённо уже после снегопада, то есть сегодня.

Он привязал коня к подходящему столбу, чудом сохранившемуся в пожарище, и прошёлся вдоль этих тропинок. Следопытом принц себя не мнил, но кое-что умел, а кроме того, уповал на опыт. Долго разглядывал снег, облагородивший пожарище, но так и не смог понять, зачем бестии сюда приходили. Их вроде бы было четверо, и вряд ли они что-то искали, иначе б натоптали намного больше. Скорее, проверяли. Но что? В развалинах ровным счётом ничего не обнаружилось. Если бы бестии приходили проверять какие-нибудь тайники, спрятанные на развалинах, то остались бы и другие следы, он бы их заметил. Но ничего ему на глаза не попалось – ни комков земли, ни отпечатков отодвинутой или откинутой крышки подвала, никаких других следов. Роннар отказался от идеи оставить коня где-нибудь здесь и потащил его за собой в другой лесок.

До Солонцов осталось совсем недалеко.

Коня в конечном итоге поборник привязал на длинном чембуре в густых зарослях, рядом с оврагом, где животному было чем перекусить. Он торопился – короткий день шёл к завершению, скоро начнёт смеркаться, и если бестий в темноте он отлично почувствует и сможет с ними драться, то вот увидеть, что именно они будут делать, уже не сумеет. А какой тогда смысл в его путешествии? Он ведь приехал именно затем, чтоб увидеть.

Ощущение чародейства становилось всё более отчётливым, но не ясным. То, что Роннар чувствовал, напоминало причудливую игру сфер, только не горних, небесных, а глубинных, смутных, даже, пожалуй, тёмных, никогда не знавших ясности и чистоты. Могущество этих чар впечатляло, страх или отвращение их близость не вызывала, но что же тогда с ними было не так? Принцу казалось, что предупреждение об их присутствии передаёт ему не воздух, а сама земля, и иногда останавливался, чтоб коснуться ладонью снега, вжать его в землю, почувствовать лучше.

Так, следуя подсказкам, накатывающим, как волны, он поднялся на холм, за верхней кромкой которого лес резко заканчивался, дальше следовал обрыв, а внизу было поле, которое в первый момент показалось Роннару свежевспаханным. Чуть позже он разглядел, что ничего подобного, просто на поле не было снега, и старой жухлой травы – тоже. Зато в поле были землянки, аккуратно крытые седым от инея дёрном, но ни над одной из них не поднимались дымки. Костёр там горел один-единственный – в самом центре поля, и вокруг него сидело примерно два десятка бестий.

Именно в их кругу вершилось какое-то глубинное чародейство, и поборника пробило мелкой дрожью от осознания того, что он внезапно наткнулся именно на то, что искал. Присев на самом краю обрыва, скрывшись за остатками поваленного ствола, Роннар стал вглядываться вниз, пытаясь разобраться в происходящем. Бестии сидели далеко, но видно было, как они поднимают руки, касаются ладоней друг друга, и земля отвечала этим жестам краткими и слабыми волнами дрожи.

Иногда существа из Опорного не касались, а просто напоказ встряхивали пальцами – на это земля не отвечала – или поднимались и переходили с места на место. Потом один из них встал и закружился вокруг костра, да так стремительно, что поборник аж шею вытянул. Он уже ждал, что вот-вот разлетающиеся полы длинной одежды коснутся огня. Но если одеяние в какой-то момент и пригладило пламя, то не подхватило его, и бестия кружился и кружился, выставив левую руку вбок, а правую – вверх, ладонью к небу (Роннар и сам не понимал, почему видит всё в таких подробностях). Остальные стали вскрикивать в такт и хлопать, словно аккомпанировали танцу. Во всём этом не было никакой музыки, но зато был ритм, такой могущественный и властный, что у поборника заныли зубы, и в висках застучало, хотя звуки едва до него доносились. Когда кружение завершилось, бестия просто уселся на место и тоже стал хлопать, а вскрики превратились в горловое гудение.