Ардмир Мари - Некромант-самоучка, или Смертельная оказия

– Да куда я денусь? – послышалось в ответ.

И действительно, куда? Гер уже осмотрелся вокруг и знал, за пределами слепой зоны смертельных опасностей нет и не будет. А зря. То, как Намина исчезла, он не заметил, дернулся, будто от толчка, обернулся, а девчонки нет. И на месте, где она только что стояла, следов тоже нет.

– Сумерька? – грозный окрик вырвался против воли, руки жгли и оттягивали десять собранных чешуек. – Сумеречная, ты где?

А в ответ тишина.

– Намина? Хватит прятаться, выходи. – Он прикрыл глаза, вдохнул полной грудью и с нарастающей тревогой произнес: – Проклятье… я тебя не чувствую.

Наверное, завидев крохотную черную лужицу, резво скачущую поверх камней и так похожую на искусственно выведенное явление тьмы, что вскользь упоминались в книгах по темному искусству, мне следовало кликнуть Гера, а не наблюдать за ее перемещением целых три секунды. Однако, впервые столкнувшись с блуждающими прогалинами, я открыла от удивления рот, пару раз хлопнула ресницами и в следующее же мгновение провалилась. Вот тебе и кроха. Зараза! Пока я с умилением смотрела на мельтешащую малютку, ее более крупный собрат подкрался сзади, подлез под пятку и проглотил меня вместе с вскриком:

– Мамочки!

Полет, болезненный удар обо что-то острое, еще полет, шмяк и тишина. Сжавшись и прикрыв голову руками, я по самые плечи погрузилась в мягкое и мокрое нечто. И долгие несколько минут, зажмурившись и тихо дыша, пыталась прийти в себя, осознать, куда же я вляпалась как в прямом, так и в переносном смысле. Блуждающие прогалины опасны, они были выведены в лабораторных императора специально для игр много лет назад. И соприкоснувшиеся с ними метаморфы пропадали, а возвращались лишь в конце этих самых игр, измученные и лишенные пары-тройки сотен лет. Из воспоминаний неудачливых выходило, что они попадали в непосредственную близость к какой-нибудь нежити и почти сразу же умирали. А с учетом того, что я все еще дышу, появляется вопрос: к кому я попала и почему еще живу?

– Кшп-п-ш… – раздалось рядом, и мои глаза распахнулись в тот же миг. Распахнулись и закрылись в надежде, если я не вижу, то и меня не видят. – Кшп-п-ш… – прозвучало настойчивее, но я лишь зажмурилась сильнее и взмолилась.

Милостивый Боже, неужели после стольких лет страданий из-за дара и метаний по его же вине я не заслужила права тихо-мирно помереть лет этак через девяносто в своей кровати в окружении детей, внуков и правнуков? Или хотя бы через двадцать лет в окружении детей? Ладно, через три года, когда, например, Гер закончит академию и я вместе с ним или когда начнутся имперские игры Смерти? Маловато, конечно, но… Но нет! Мне суждено расстаться с жизнью здесь, в мои неполные восемнадцать, будучи погруженной в светящуюся паутину кокона прескурии, которая смотрит на меня голодным взглядом. И по всем ее глазкам, а это двадцать два крупных и тридцать три мелких, видно, что нежить заражена и подчиняется чужой воле.

Использую дар – меня рассекретят, не использую – меня съедят. Пришлось уповать на полумеры и опять бежать. Я не дала паучихе подобраться вплотную, вдохнув побольше воздуха, выпустила вниз поисковую сеть и ловчую петлю, нырнула, позволяя им себя утянуть. Но, обнаружив вместо пробоя наружу уплотнение, я десять секунд наивно полагала, что это камень, скрывающий выход, шипела, толкала его плечом… пока он сам не шевельнулся и с писком меня не отпихнул. Таррах меня разорви, это зародыш! Испугавшись до дрожи, я едва удержала бесценный воздух и чуть не оглохла от скрежета нежити, поспешивший, на помощь потомству. Будущая мамаша, огибая свое творение по камням, неслась мне навстречу, чтобы вытащить из «колыбельки» и растерзать, и зря, своей беготней она показала, где здесь выход. Отодвинувшись от пищащего комка, я вновь хладнокровно запустила поисковик, а за ним следом ловчую и проклятья окаменения, легкого забвения, крепкого сна, а еще наговор сытости, на всякий случай. Долгие пятнадцать секунд я ждала, отсчитывая удары собственного сердца, и опять чуть не оглохла от разгневанного «кшп-п-ш!» схваченной прескурии. Кровожадный охотник оказался на месте добычи, и я беззаботно позволила ловчей себя к ней притянуть.

И вот наивная простота, совсем забыла, что нежить думает не своей головой. И пусть первоначально она отреагировала на инстинктах, это еще не значит, что и далее она будет вести себя как обычная прескурия. Едва я выбралась из кокона и спрыгнула на земную твердь, в меня плюнули! И не абы чем, а слюной с разъедающей основой. То есть это уже не я, а она охотник, хитроумно использовавший мое плетение для ловли.

И вот же гадость, сразу видно – сыта, но про запас себе все же решила заготовить!

Ну уж нет, я против.

Прыжок к ближайшему уступу, толчок и…

Милостивый боже, я немыслимым образом успела отпустить ловчую, прогнуться назад и впервые отдала должное нашим с Гером инсценировкам, а также его подначкам, шпыняньям, преследованиям и молчаливым приставаниям. Быстрее бегать он меня не научил, но навык уворачиваться и прогибаться натренировал основательно. За что я и была готова сейчас многоликого расцеловать.

Шипящий плевок пролетел над моим «мостиком» и с громким шмяком вмазался в стену, а затем обрызгал «колыбель».

– Ой! – представив, что сейчас начнется, дрожащими руками выставила щит, слабенький, но для последующих плевков вполне надежный.

И тут вдруг…

– Ш-ш-ш-ш-ш! – зашипел разъедаемый кокон, фактически тая на глазах.

– Кшп-п-ш-а-а-а! – заверещала нежить, вспомнив о своем детеныше. Сорвав с себя мои плетения, пробив мой щит и отпихнув меня с дороги, стенающая паучиха принялась чинить свое гнездо. Счастливая случайность вновь позволила сыграть на материнском инстинкте твари, сделать ее невменяемой для команд свыше и, к сожалению, неудержимой для щита. Благодаря ее пинку моя защита разлетелась, а сама я получила такое ускорение, что, не будь сзади прохода, наверное, простилась бы с жизнью от столкновения с ближайшим камнем. Пролетев, а затем и проехав на спине не меньше двадцати метров, я схватилась за горящую огнем грудь в попытке глотнуть живительный воздух. В голове звон, в желудке колющая тяжесть, перед глазами пляшущие пятна, и я совершенно не хочу думать, почему так нестерпимо ноет бок, левое бедро и правое колено, на которое пришелся пинок от восьмилапой мамаши.

Надо вставать, надо бежать! Ведь когда она очнется… Нет! Я не хочу думать о том, что будет, когда она очнется.

Переворот, первый выдох сквозь слезы и ползком на четвереньках куда глаза глядят. А глядеть сквозь радужные пятна сложно, и я бы сказала невозможно, но истеричное и рванное «кшп-п-ш», звучащее совсем недалеко, подстегивает не хуже подначек рыжего, а даже лучше. Я уже несколько раз стукнулась, но продолжала движение вперед.