Александр Золотько - Бомбы и бумеранги (сборник)

Она должна что-то сделать. Попавшегося на краже малолетнего воришку закуют, как взрослого, отправят к судье. Присяжных ему, само собой, не полагается. Судья определит наказание – работный дом для малолетних. Впрочем, это только так называется – «работный дом», а на самом деле – чистая каторга.

Она знала, где в Норд-Йорке такой дом. В южной части, за старыми доками, зажатый меж двух дымящих трубами заводов – сталеплавильным и сталепрокатным. Видела тех, кто угодил «в работы». Правда, видела всего один раз, когда они с мамой ехали на локомобиле к Южному вокзалу. Мама поджимала губы и громко жаловалась, что на здешних улицах приличному джентльмену, не говоря уж о леди, и появиться страшно, а Молли, расплющив нос о стекло, смотрела, смотрела и смотрела на чудовищные здания фабрик, казавшиеся неведомыми чудовищами, обвитыми паропроводами, словно кровеносными артериями и венами.

Их соединяли арки эстакад, грубо склепанные из стальных ферм, по ним туда-сюда сновали паровики, иные, чем в городе, низкие и пузатые, даже на взгляд куда мощнее.

И рядом с ними, прямо по рельсам, тащилась длинная цепочка мальчишек в оранжевых жилетах поверх арестантских роб.

Вот туда и попадет Билли.

Он уже не сопротивлялся, шмыгал носом, глядя в землю.

Локомобиль Особого Департамента притормозил было, однако не остановился, медленно проехал мимо.

«Сейчас», – услыхала Молли.

Беги, Билли!

Она закричала. Или это ей только показалось? Однако она очень-очень четко вдруг представила, как у пыхтящего локомобиля, в который пленные Rooskies грузят снег, из топки вырывается сноп пламени, клапана срывает, из каждой муфты, из каждого золотника бьют струи свистящего пара, локомобиль судорожно дергается, словно лошадь под кнутом. Констебль от неожиданности взмахнул руками, как-то неловко задел пряжку собственной портупеи, и она расстегнулась. Билли, не будь дурак, в один миг подхватил упавшую цепочку от надетого ему на запястье браслета и кинулся наутек – в ту самую мусорную аллейку, оставив в руках констебля добычу.

– Держи! Держи-и-и! – хором завопили и констебль, и мистер Каннингхем, и оба его приказчика. Не успевший далеко отъехать локомобиль Департамента окутался паром и встал как вкопанный.

Констебль дернулся было вдогонку за Билли, но вовремя вспомнил о вверенных его попечению подконвойных. Мистер Каннингхем топал ногами, но, получив обратно свои часы, гнаться за кем бы то ни было явно не намеревался. Оба приказчика тоскливо переглянулись и, вяло крикнув «держи!» пару раз, затрусили следом за Билли ко входу в аллейку.

Не догонят ни за что, подумала Молли. Аллейка соединяла Плэзент-стрит с Амелиа-роуд, а следующей была уже Геаршифт с эстакадой скоростного паровика, за которой начинались совсем другие кварталы. Там Билли, если не знать, кто он, хоть год ищи, не сыщешь.

Молли очень осторожно повернулась. Локомобиль, где только что гордо восседал констебль, замер, накренившись набок, одно из колес как-то странно вывернуло. Облако пара окутывало его по-прежнему, а языки пламени, вырвавшись из топки, жадно лизали все вокруг, словно надеясь отыскать хоть что-нибудь годное в пищу, кроме холодного металла.

Локомобиль Особого Департамента дал задний ход.

– Вот ведь что за чертовщина! – Констебль сокрушенно всплеснул руками. – Мистер, вы, э-э-э…

– Каннингхем, констебль. Микаэль Дж. Каннингхем-младший, – с готовностью выпалил хозяин часовой лавки.

– Э-э-э, мистер Каннингхем, вы уведомление о правонарушении составлять желаете? – Судя по виду констебля, ему этого бы отчаянно не хотелось. И мистер Каннингхем все понял правильно.

– Уведомление о правонарушении, констебль? О, нет, к чему лишние бумаги? Мальчишка не нанес никакого ущерба, наверняка уже далеко, в своих трущобах. Вот благодарственное отнесение вашему начальству я бы составил с превеликим желанием, констебль!..

– Весьма признателен, мистер Каннингхем, весьма признателен!.. – подкрутил усы констебль. – Эй, вы, работай давай! – гаркнул он на пленных. – Что, непонятно? Raboutai! Trud, trud! Bistro!

Пленные задвигались чуть быстрее.

Мальчишка коротко оглянулся, вяло и как бы равнодушно скользнул глазами по улице. Плэзент-стрит уже возвращалась к обычной жизни – покачав головами и повозмущавшись падением нравов, шли себе дальше леди и джентльмены, няня в длинном пальто что-то наставительно втолковывала мальчику и девочке лет пяти-шести, нагибаясь к ним и указывая пальцем на аллейку, где скрылся Билли.

Молли столкнулась с мальчишкой-Rooski взглядом и тотчас отвернулась.

«Иди домой», – услыхала она.

Не задаваясь вопросом, кто это говорит и откуда, просто сделала, как сказано.

Позади нее локомобиль Особого Департамента замер возле вытянувшегося во фрунт констебля.

Трое Rooskies по-прежнему грузили снег. Пребывая во все той же меланхолии.

Молли понимала, что Билли должен исчезнуть. Во всяком случае, именно так поступали герои всех ее любимых книг. Конечно, юная мисс Блэкуотер прекрасно знала, что воровать очень нехорошо. Но… но мистер Каннингхем был, во-первых, и так богатый, во-вторых, очень вредный, и, в третьих, Билли надо было помогать маме. Благородные разбойники всегда грабили богатых и делились добычей с бедными. Об этом тоже писалось во множестве прочитанных Молли книг.

У Билли мама осталась без работы. Ему самому ее найти тяжко. «Кто не успел, тот опоздал». Даже если возьмут младшим смазчиком, платить будут хорошо если два пенни за целый день…

Не, не, нечего тут даже и сомневаться, – потрясла головой Молли. Билли скрылся. Не ищи его сейчас. Он тебя сам отыщет, если что. И вообще, вот-вот Рождество, оценки в школе хорошие, снова тянет чертить корабли и рисовать фантастические паровые шагоходы.

А магия… что магия? Привиделось что-то. Совпало так. Ее ведь просветили департаментские, просветили и ничего не нашли. Так что успокойтесь, мисс Моллинэр Эвергрин, и забудьте об этом.

А локомотив тот тоже сам подвзорвался.

Она сама не знала, откуда пришли эти спокойствие и уверенность. Может, из снов? Ей теперь почти каждую ночь снились сны, яркие, цветные – с расстилающимися бескрайними, уходящими за горизонт заснеженными лесами, белыми просветами покрытых льдом озер. Со вздымающимися горными пиками, что стоят неколебимой стеной, защищая лесную страну. С реками, с быстрыми водопадами, срывающимися со скал и не замерзающими даже в лютую стужу.

Это были просто леса, леса и ничего больше.

Но отчего-то Молли становилось покойно, тревоги уходили. И да, снова хотелось рисовать.

Однако теперь все чаще она рисовала не дестроеры с мониторами, не бронепоезда с орудиями, а горы. Просто горы. Срывающиеся с них серебристо-льдистые потоки, ускользающие, словно жемчужные змейки, куда-то на полночь. Низкое зимнее солнце над уходящими в бесконечность лесами. И еще одну гору, отдельную, черную, единственную из всех не одетую снегами, как иные вершины Карн Дреда. Собственно, она вообще не была частью хребта, отделявшего Королевство от Диких Земель. Молли рисовала ее всегда стоящую саму по себе, и лесное море билось, словно прибой, о ее иссиня-черные, словно закопченные, склоны.