Гай Орловский - Юджин — повелитель времени. Книга 5. Любовные чары

—Да, — согласился я, — но ты заметила, что в его лице многовато желтизны?

—Там освещение такое, — отпарировала она. — Это­го ты точно не заметил!

—Не заметил, — признался я, — это вы всегда ста­раетесь сесть так, чтобы свет подчеркивал ваши выпу­клости и прятал впуклости. Но освещение, как ты го­воришь, поджелтив лицо, не тронуло белки глаз, ясные и чистые. Да и ногти чуть белее, чем должны быть...

—И что? — сказала она с налетом раздражения.

—В его крови железа достаточно, — сказал я, — а вот его последние анализы... ага, всего месяц тому делал... блин, а еще, еще... ура, вот годовой давности...

Она дернулась.

—Ты что, снова со своим Высшим Разумом обща­ешься?.. Видала я рерихнутых, но настолько... Если Ширли погибла, это не значит, что производство карельгедина прекратилось. Убили бы из-за ревности или чего-то еще, что осталось в древних веках, — это одно, но теперь из-за этого даже слова не скажут, а вот ради денег, власти...

—Мыслишь прошлыми категориями, — заметил я, — что и понятно, женщина! Консерватор. Защитник устоев. В последнее время фактор возможности про­длить жизнь становится более весомым, чем деньги и власть. Их с собой в могилу не заберешь.

Она посмотрела в упор.

— Кто-то помог ей наладить подпольное производ­ство?

— Да, — кивнул я. — То, что Марат Хисамович рас­сказал о ней, не характеризует ее как опытного дельца. Она энтузиаст, который, несмотря на запреты, будет продолжать делать то, что считает правым. Революци­онер, в общем. Борец с косными устоями. Но кто-то другой, с более практичным складом ума, сообразил, как на этом заработать...

Она сказала быстро:

—Сейчас проверим все ее связи, знакомства...

—А также все звонки, имейлы, скайп и даже стертые файлы, — добавил я.

Она огрызнулась:

—Сама знаю!

—Препарат не так уж и безвреден, — сказал я с не­которой озабоченностью. — Ты в самом деле считаешь, что на его лицо падал не тот свет? И ничего больше не увидела?

—Нет, — отрезала она. — Я в окно птичек рассма­тривала!

—Могла бы заметить, — сказал я, — нелады с пече­нью. Не у птичек, если не врубилась.

Она посмотрела в недоумении.

—И что? У меня тоже нелады. Ну, бывают. Если пе­реем.

—Нет, — сказал я, — у него печень была просто иде­альная.

Она насторожилась. -До?

— Именно, — подтвердил я. — До начала приема карельгедина.

Она посмотрела остро:

— Откуда знаешь? Ты с ними в одной банде?.. На какой роли?.. Чистильщик? Убиваешь и прячешь тру­пы?

— А где и граблю, — добавил я. — Спасибо, что не предположила, будто еще и насилую.

Она фыркнула:

—Есть основания. Уверен, что его цвет лица как-то связан с карельгедином?

—Почти.

—Затребую все данные, — сказала она решитель­но. — Подам запрос в полицейский департамент, а там дадут разрешение на просмотр личных медицинских карточек... Только нужно обоснование.

—Придумай, — сказал я отстраненным голосом, — ты же человек правильный, все по закону... по инструк­циям... ты не из Германии, случаем?..

—С чего вдруг?

—Да так, что-то арийское промелькнуло... Дойчланд, Дойчланд, юбес аллее... Я сам люблю людей дис­циплинированных... Знаешь, у него уже и поджелудоч­ная барахлит...

Она спросила так злобно, что стала похожей на оска­лившего зубы хорька, которого рисовал Леонардо на картине, названной «Дама с горностаем»:

—Это тоже твоя интуиция?

—Правда, — спросил я скромно, — почти жен­ская?.. Ну, тоже ни с того ни с сего, так ей дорогу, а все пусть разбегаются, кто не спрятался — я не вино­ват... Предлагаю действовать так, словно ты уже по­лучила право доступа к личным делам, пересмотрела и убедилась, да...

—В чем?

Я ответил мирно:

—В том, что я случайно угадал. А пока будешь рас­кручивать, в самом деле получишь доступ и пересмо­тришь...

—А если увижу, что все брехня?

— Тогда я в полном твоем распоряжении, — ответил я. — Можешь убить, можешь насиловать, а можешь и задавать любые вопросы, что, конечно же, куда страш­нее и ужаснее.

Она посмотрела со злостью, но не вдарила, только прошипела люто:

— Ладно, поехали!

Я даже не спросил куда, сейчас будет подчеркнуто крутой, не признаваться же, что рискнула поверить на слово, потому станет командовать, чтобы показать, что делается все по ее воле, я тут просто мимо шел, потому из жалости подобрала, но без права пищать и вякать.

Приехала она, понятно, в участок. Куда же еще при­едет дисциплинированный полицейский, тем более — полицейская, что подразумевает двойную дисциплини­рованность и уставопослушность.

Я ожидал, что на меня будут посматривать с интере­сом, как же, пришла с опасным конвоируемым, Синенко точно позаботится о такой моей репутации, так что надо вести себя предельно смирно.

Когда я только входил в двери, почти все приподня­лись и смотрят очень даже настороженно, Мариэтта даже округлила глаза.

— Что-то случилось?

Но смотрели не на нее, а на меня. Я сразу сообразил, что еще когда сделал шаг к зданию полиции, у них там вспыхнуло на сканерах, что приближается человек с армейским пистолетом в кобуре скрытого ношения, однако... да-да, однако есть лицензия и право выносить из дома.

Мариэтта дернулась, когда один из полицейских, с виду крутой и бывалый, вскинул кулак и отсалютовал мне тем характерным жестом, что принят у коммандос. Видимо, где-то увидел в кино.

Я ответил Мариэтте бесстыднейшей улыбкой, она нахмурилась и резко бросила командным тоном:

—Сядь вот здесь и не мешай.

—Как скажешь...

—И не чешись, как бабуин!

—А как кто можно?

Она не удостоила меня ответом, а я послушно сел на указанный стульчик и поглядывал, как она, пользуясь возможностями полиции, проверяет все связи Ширли Кассеро, в том числе и те, которые у той под никами и аватарами. Сейчас нет такого человека, у которого бы не было персов и твинков в соцсетях, баймах, скайперах, дендлерах и квикастерах, так что да, проверка за­нимает время даже на современных суперскоростях квантовых компьютеров.

На всякий случай Мариэтта проверила и Онищенко, но этот любитель старины в самом деле стерильно чист, а за жизнь так цепляется, что вегетарианец с пеленок, никогда в рот не брал ничего вредного, не пьет, не ку­рит, спать ложится вовремя, с женщинами дел не име­ет вообще — от них проблемы, подписан на все новости о здоровой жизни и новинках медицинских техноло­гий...

Она пробормотала с неудовольствием:

—Придется исключить...

—А жалко? — спросил я с пониманием. — Я бы та­ких тоже сажал.

Она вскинула брови.

—За что?

—За никчемность, — пояснил я. — Добро бы жизнь берег для какой-то пользы!.. Хоть не обществу, кому оно нужно, хотя бы семье, друзьям, любимой собаке...

—Фашист, — сказала она с удовольствием. — Чело­веконенавистник!