Владимир Яценко - Ржавая Хонда (сборник)

Отец мальчика сидит за соседним столом, но ни он, ни его приятели не решаются что-то сказать или сделать. Данила с Иваном тоже неподалеку, глаза прячут в тарелку. Только Рыжий во все глаза смотрит на Митрофана, никак не поймёт, что тут у нас делается.

– А что это ты делаешь, Митрофан? – спрашивает Рыжий.

– Кукуруза! – с рыданиями выдавливает из себя малолетний претендент на санацию.

Эсэсовец неохотно отпускает мальчишку и вытирает ладонь о полу своей куртки. Мальчуган бросается к отцу и прячется за него. На месте папаши я бы немедленно поднялся и ушёл, но, видимо, тот настолько испуган, что боится сдвинуться с места.

– Работаю, Рыжий, – охотно отвечает Митрофан. – Отделяю зёрна от плевел. Грязная работа, но кому-то ведь надо?

– Зачем? – не унимается Рыжий.

Вот олух! Разве можно о таком санитаров спрашивать? Только Рыжему всё равно. Ему интересно. Вчера выспрашивал у них, почему население не радуется самоотверженной работе эсэсовцев, сегодня интересуется тонкостями селекции в полевых условиях.

И ведь чувствую, знаю: добром его любознательность не кончится. Кому-то за его вопросы придётся ответить.

Судя по всему – санитарам. Вот как надоест им с Рыжим возиться, так и спросят его про «кукурузу»… Дела. Не будет им Рыжий отвечать. Скорее, бошки порубает. Всем троим. А фигли ему? И не таким рубал. Эсэсовцы к парализованному ужасом населению привыкли. С ним и справляются. И то не всегда. А вот Рыжий – «всегда». И с кем угодно. Как же его тогда Данила подловил? Не понимаю. Или дикарь был так шокирован тканью-непробивайкой? Похоже, по-другому не объяснить…

– Всё очень просто, Рыжий, – снисходит до пояснений эсэсовец. – Мир должен принадлежать только людям. Мутантам, химерам и прочим депутам Господь дал разум только в порядке нашего испытания. Эти твари могут служить человеку, но не могут стоять рядом с человеком. Это навоз, которым мы, санитары, удобряем почву. Понимаешь?

– Нет, – чистосердечно признаётся Рыжий. – По «кукурузе» можно отличить человека от навоза?

– Учиться тебе надо, – покровительственно ухмыляется Митрофан. – Нет, конечно, олух. Разумеется, не только по «кукурузе». «Кукуруза» – это первый звоночек.

– «Звоночек»? – настаивает Рыжий. – А как прозвенит, что будет? Расскажите, парни.

Приятели Митрофана: Завулон и Грек – выныривают из тарелок и перестают жевать. Звуки в харчевне иссякают, прекратившись вдруг и сразу. В наступившей тишине слышно, как шкварчит мясо на кухне.

Митрофан обводит сытым взглядом притихший зал, вытирает ладонью губы и громко, как на сходке, отвечает:

– Санитарная Служба, Рыжий, создавалась, чтобы следить за чистотой человеческой расы. Чтобы выпалывать сорняки и репеи в незамутнённой примесью людской поросли. Чтобы каждый человек был уверен в соседе. Чтобы общество кормило только себя, а не паразитов, прикидывающихся людьми. И за это, мой дикий друг, каждый из нас, каждый санитар, готов неустанно и неусыпно трудиться. А если будет нужно, и жизнь отдать в борьбе за чистоту расы.

– Ого! – сказал Рыжий. – Жизнь отдать… Чью?

– Свою! – снисходительно усмехнулся Митрофан. Харчевня будто оттаяла. Правильные вопросы задавал Рыжий. Можно было перевести дух. – А ты как думал? В непримиримой схватке с Природой всякое случается. Бывает, что и наши товарищи гибнут. Вот только пусть знают враги! – Он усилил голос, и зал опять присмирел. – Что всюду по Краю закон один: сухую ветвь – к отсечению и в огонь. А за смерть санитара вся наша братва придёт. И будем приходить, пока всю нелюдь не уничтожим!

– Ого! – повторил Рыжий. – Но почему не сотрудничество?

– Никаких сделок! – заявил Митрофан. – С врагами будем говорить только на языке мечей и лучемётов. Мутантов и тварей, прикидывающихся людьми, в расход без очереди. Химер тоже в расход, но по мере наличия времени и сил.

Вижу, как пустеют столы. Сообразительность населения радует. Жаль только, что компания за соседним столом, та самая, где отец и мальчишка, почему-то не уходит. Вот дураки… и вдруг я с предельной ясностью понимаю, что больше всего на свете хочу уйти, убежать, исчезнуть из этой забегаловки, в которой Рыжий с минуты на минуту поднимет руку на СС. Чувствую себя дрожащей тварью. Во весь голос хочу крикнуть: «Оставьте его! Он же не понимает, он – дикий. Он пришёл издалека…»

– Убьёте? – зачем-то уточняет «дикий».

– Обязательно! – уверенно отвечает Митрофан. – И смерть твари будет страшной и лютой. Уж мы постараемся. Все должны видеть беспощадность, с которой человечество избавляется от паразитов.

Его приятели переглядываются и дружелюбно гогочут над несмышлёным селянином, который не понимает простых и ясных вещей. Не понимает, что только жестокость и беспощадный террор могут держать население в страхе, покорности и повиновении. Когда «моя хата с краю», и бешеная радость, что жгут не его.

– Но ведь это неразумно, – замечает Рыжий. У меня от его рассудительности темнеет в глазах и замирает сердце. – Возьмём, к примеру, крокодила. Совсем не человек. Но если прикормить стаю, договориться с ними, то они отпугнут от поселения головастиков. Какое ни есть – облегчение. Нельзя воевать со всеми…

– Ну ты сравнил, – отмахивается Митрофан. – Ваши бабы с крокодилами, надо думать, не спят? Значит, крокодилья кровь не смешивается с человеческой кровью. Чистоте расы ничего не угрожает. А теперь представь, что крокодил прикидывается человеком. Оставляет среди людей своё потомство. А потом его сын встречается с твоей дочерью. Ты будешь счастлив от таких внуков? Улавливаешь?

Но Рыжий не «улавливал»:

– Если мои потомки смогут, как крокодил, часами плыть под водой и сутками обходиться без пищи… это же хорошо?

– Но они не будут людьми!

– Из-за того, что более приспособлены к Природе, чем предки?

– Тогда и химеры – хорошо. Они-то к природе приспособлены!

– С химерами у нас соревнование. Выживет тот, кто более приспособлен. Но со своими потомками мы же не соревнуемся? Мы с ними сотрудничаем, «болеем» за них и хотим, чтобы у них было всё сладко. Так или нет? И если наши внуки сильнее нас, значит, человек приспосабливается быстрее химер? Значит, у них перед химерами ещё большее преимущество, чем у нас. Зачем же таких людей убивать?

– Потому что они не люди! – Завулон бьёт кулаком по столу. – Если «не такой», значит, враг! А врагов мы убиваем.

– Как же понять, что «враг», если договариваться не пробовали?

Как-то неуважительно это у него прозвучало. Неуважительно и дерзко.

Дурак Данила, что санитаров привёл. Трижды дурак, если думал, что Рыжий с палачами из одного котелка хлебать станет. Только кажется мне, что Данила это уже и сам понял: вон как над столом горбится, голову в плечи втягивает. Иван тоже хорош: отвернулся. Не хочет видеть, как Рыжий эсэсовцев на фарш пустит.