Андрей Максимушкин - Не герой

Перестрелка стихает. Слышны только редкие одиночные выстрелы. Значит, товарищ сумел вывести своих людей. Молодец Лушик! Как бы то ни было, но кайсаки вынуждены стоять на месте, пока их тыловое охранение отражало лихой удар лесных охотников. Драгоценные минуты, позволившие людям Василия отдохнуть и занять новую позицию.

Немного подумав, Хабулай посылает к Лушику еще одного гонца, на этот раз с требованием держаться на хвосте у противника и повторить удар, когда враг наткнется на заслон. Плохо, когда нет радиосвязи. Эх, будь у чуди несколько раций, можно было бы и поиграть с врагом, бить его короткими болезненными ударами с разных направлений. А так не получается – не будучи уверенным в своих командирских способностях, Василий не рисковал разбивать ополченцев на мелкие отряды. Заплутают в лесу, не смогут скоординировать свои действия, не сумеют оторваться от противника, погибнут зря.

– Они идут, – шепчет Пурко.

Боец лежит в яме под корнями вывороченного бурей дерева. Василий пока сидит, прислонившись спиной к старому клену.

Кайсаки приближаются. Ветер доносит звон конской сбруи, треск сучьев, поскрипывание седел. Конными идут? Василий выглядывает из-за дерева. Ага, противник уже в пределах видимости. Сквозь лес пробирается пехотная цепь. Следом, в сотне шагов, движется конный отряд. Решили попытать счастья в лихой кавалерийской атаке.

– Приготовиться к бою! – командует Хабулай.

Сам опускается на землю, любовно поглаживает ложе автомата, ставит прицел на триста шагов. Еще немного, и можно начинать игру.

– Огонь!

Из кустов бьют короткие злобные очереди. Несколько кайсаков падают, сраженные пулями. Василий с удовлетворением отмечает, что на этот раз точно попал. В кого целился, того и хлопнул. Степняк качнулся назад, выронил автомат и мешком повалился на землю. Остальные кайсаки залегли и открыли огонь.

– Бейте по конным! – кричит Василий.

Жаль, немногие его слышат. Догадаются или нет? Парень выпускает короткую очередь по мелькающим за деревьями кавалеристам. Не попал. Затем переводит огонь на пехоту. Паника. Нервишки-то не железные. И не знаешь, кто для тебя опаснее.

Кайсаки, где ползком, а где короткими перебежками, движутся вперед. Прикрывают друг друга плотным огнем. Натиск не ослабляют. Кажется, у чудинов опять потери. Огонь на правом крыле стихает. Паршиво! Отступать надо.

– Пайко, бегом вдоль цепи. Передавай десятским, чтоб отводили людей.

– Куда отводить, батька?

– Назад пусть отходят. Быстрее!

Паренек выскакивает из ямы и ужом скользит по земле. Над головой свистят пули, сыплются срезанные ими ветки и листья. Василий задумчиво глядит вслед посыльному. Еще минут пять – и надо вытаскивать ребят из-под огня. Проигрываем. Да, враги несут потери, но их больше, они опытнее и лучше вооружены.

Из состояния задумчивости Васю выводит вошедшая в землю перед его носом автоматная очередь. Парень вскидывает автомат, стреляет наобум, перекатывается и тщательно выцеливает залегшего под кустом рябины кайсака. Степняк лежит боком к стрелку. Плавно навести оружие, задержать дыхание и нажать на спуск. Попал. Теперь отползти назад и занять новую огневую позицию.

Справа и слева звучат короткие прицельные очереди товарищей. Чудь бережет патроны. Держимся пока, не отступаем. Вдруг впереди вырастает фонтан разрыва. По ушам бьет грохот. Кто-то из чудинов бросил гранату. Проклятие! Метнувшийся в укрытие ополченец кувырком летит на землю. Срезали на бегу.

– Отходим! – Василий приподнимается на локте, крутит головой из стороны в сторону.

Огонь чуди ослабевает. Вдруг за спиной и чуть левее врубается волшебная музыка двух десятков автоматных стволов.

– Отходим! – орет Василий.

Сам бежит назад, шагов через двадцать падает рядом с молодым безусым пареньком. Подросток сосредоточенно целится в противника из винтовки. Выстрел, еще один. Паренек удовлетворенно цокает языком. Василий пихает его кулаком в бок и машет рукой – давай, сваливай! Сам отпрыгивает в сторону и стреляет по рванувшим было вперед кайсакам. Давай!!! Огонь!!! Секунда, другая, третья, время медленно наматывается на стрелки часов, автомат в руках живет своей жизнью, выплевывая в кайсаков короткие очереди. Товарищи поддерживают огнем. Из-за спины бьют заградительным.

Кажется, отбили. Степняки залегли в сотне шагов от чудских позиций. Еще один рывок, и врага не удержать. На такой дистанции атаку пехоты можно остановить только пулеметами, а если еще кавалерия ударит… Нет, лучше об этом не думать. Впрочем, кайсаки не спешат выводить вперед свою кавалерию, видимо, держат в резерве – бегущих преследовать или засады опасаются.

Василий меняет магазин и отползает в сторону. Вскочить на ноги, бегом, десять, двадцать шагов, упасть на землю. Проползти два шага и обернуться. Противник остается на месте. Кайсаки лениво постреливают по откатывающимся чудинам. Хорошо.

«Хорошо, что мы пока живы, мы живы, и это хорошо», – долбит черепную коробку тупой речитатив.

Похоже, славный, мудрый, неустрашимый Хабулай, спаситель лесных жителей банально потерял управление своими войсками. Лопух обыкновенный, студент-недоучка, возомнивший себя боевым офицером. Бывает. Мы пока живы. Вон, автоматы слышны, а значит, разберемся.

Так получилось, что Василий отходил одним из последних, поэтому он практически не видел своих, зато ему казалось, что кайсаки хватают его за пятки. Сложно сказать, какого напряжения нервов, концентрации силы воли стоило парню не рвануть напрямик через лес, а спокойно, грамотно отступать короткими перебежками, постоянно огрызаясь огнем. Кажется, он даже зацепил одного слишком борзого узкоглазого.

В один прекрасный момент Василий понял, что голоса автоматов и винтовок ополченцев звучат не только впереди, но и справа, и слева, и даже позади. Молодой человек поднялся на ноги, прислонился к дереву и вытер пот со лба. Погодка сегодня прохладная, небо затянуто облаками, но Василий чувствовал себя так, как будто пробежал верст двадцать по Сахаре.

По ноге что-то мокрое течет. Василий механически сунул руку за спину и нащупал подсумок с пластиковой бутылкой. Вытащил емкость, глубокомысленно хмыкнул, глядя на нее. Пока он ползал по лесу, бутылку за его спиной пробило пулей. Большая часть травяного настоя вытекла, но того, что еще осталось, хватило на пару добрых глотков. Похорошело. А ведь в брошенной на поляне сумке должна быть вода.

– Хабулай! Жив! – заорал Лушик.

– Жив. Где твои?

– Все здесь.

– Тащи своих раненых к стану. Дальше, к селу, пусть сами добираются.

– У меня треть полегла, – сокрушенно сказал селянин.

– У меня половина. Давай, собирай всех живых. Будем заслон ставить.