Андрей Максимушкин - Не герой

Если верить профессору Брянскому, все началось четыре десятка лет назад. В семидесятых годах двадцатого века от Р. Х., или в двадцатых годах двадцать восьмого века от основания Рима. Первые изменения почти незаметны, только вдруг затормозилось развитие энергетики, произошло сокращение космических программ, был сделан акцент на кажущихся перспективными, но при этом ведущих в тупик отраслях. Ладно, если бы дело касалось одного мира, но изменения замечены в трех совершенно разных мирах.

Научный прогресс постепенно тормозился, происходил отказ от долговременных проектов, многообещающих разработок. Исподволь менялась культура, во всех трех подопытных ветках неожиданно расцвел культ потребления. Разумеется, он и раньше существовал, как ни печально, но такова природа человека. Зато популяризация недорогих одноразовых вещей противоречит глубинным человеческим архетипам.

– Культ атомного сортира, – подсказал Владмир.

– Именно.

Научный мир незаметно для себя переориентировался на очень интересные, но в целом бесполезные вещи. В мире Володи Воронова – это вычислительная техника. Раухеры штука полезная, нужная, очень важная, но на своем месте. Мощнейший процессор, управляющий двигателем дешевой машины с мизерным ресурсом, сложнейшая автоматическая система микроклимата в торговом зале, использование персонального раухера в качестве печатной машинки, проигрывателя и как игрушки – это не более чем излишество, страшное расточительство. Глобальная сеть электронной связи на девяносто пять процентов используется для развлечения десятков миллионов бездельников. Изначально рассчитанные на многолетний срок службы бытовые приборы устаревают, не успев выйти с завода.

В мире Вендии и Империи это немыслимо. Как пример, большая часть бытовых устройств в доме покупалась много лет назад. Два дальновизора прослужили уже по двадцать лет, неоднократно ремонтировались и улучшались, но продолжают служить хозяевам верой и правдой. В гараже Гельмута стоит самоход, унаследованный им от отца. Домашние телефунки в этом мире делаются из прочных пластмасс и рассчитаны на десятилетний срок службы, а в действительности меняются еще реже.

В других мирах сработали свои собственные ловушки. Это, в одном случае, безудержное преобразование природы, вплоть до создания трансконтинентальных морских проливов и превращения гор в равнины. В третьем мире неожиданно посчитали, что прогресс – это страшное зло, и увлеклись интереснейшим делом перестраховки. Всевозможные защитные системы, комплексы безопасности, дублирующие системы управления множились в геометрической прогрессии. Любая потенциальная опасность парировалась в зародыше. Мероприятия по предотвращению аварий обходились дороже последствий самих аварий, но это никого не останавливало. Естественно, о каком-либо прогрессе в этом мире можно было забыть.

– Ты думаешь, это все последствия вмешательства? – прищурился Владмир.

– Это могло быть естественным процессом, но! – Гельмут многозначительно улыбнулся.

Выдержав паузу, дав собеседнику осмыслить услышанное, проникнуться значимостью момента, профессор продолжил:

– Мне точно известно, что за последние три десятилетия в Империи появилась световолоконная связь, в Империи строят компактные и мощные раухеры, как мне удалось выяснить, с внутренней структурой и на принципах, подобных вычислителям твоего мира. На заводах Империи резко снизилась аварийность, их космические корабли и самолеты стали надежнее, в случае аварии люди обычно выживают. И имперские строители могут все, и даже немножко больше.

– Они ровняют горы и засыпают проливы?

– На Земле нет, но мне известно, что на Марсе Империя развернулась как следует. Они уже успели изменить облик планеты до неузнаваемости.

– Ты хочешь сказать, что люди Империи проникают в соседние ветви и ставят на них опыты?

– Верно. Они испытывают на соседях свои разработки.

– Поверить не могу. Послушай, а если они не испытывают свои разработки, а задают соседям тему исследований, наблюдают за ними, подталкивают в нужном направлении и потом берут готовую разработку?

Ученый задумался, а потом глубоко вздохнул:

– Ты прав, Владмир. Все верно. Превратить ветку в исследовательскую комнату, поставить перед местными задачу, дать им набить себе шишки, выловить все ошибки, сделать открытие, разработать действующие устройства, отладить их, и уже потом забирать готовую разработку. Ты совершенно прав.

– Послушай, Гельмут, зачем ты мне все это сказал?

– Потому что я слишком близко подошел к тайне. Ты еще, может быть, не знаешь, но подданные Империи неприкосновенны, у них очень много Правды.

– Ты боишься?

– Я боюсь, что мне в один прекрасный момент предложат переехать жить в Империю, и я не смогу отказаться.

– Это возможно?

– Это бывает. У нас бывает, – тихо повторил ученый.

– Перекупают врагов?

– Какие в навь враги?! Мы для Империи не можем быть врагами, мы для них слишком мелки. Мы не можем причинить им вреда, а значит, не можем считаться врагами.

– Ты их ненавидишь, – констатировал Владмир.

– Не люблю – это верно, но их нельзя ненавидеть. Ненависть – человеческое чувство, нельзя испытывать человеческие чувства к нечеловеческой системе.

Пока хозяин ходил за медом, гости зря время не теряли. Друзья плавно перетекли в гостиную и включили дальновизор. Как раз передавали сводку новостей. На плацдармах пока без перемен. Противник безуспешно атакует, венды доблестно обороняются, кайсаки несут потери. Сообщали о разгроме двух бронекавалерийских корпусов противника.

Вернувшийся к гостям Гельмут немедленно предложил выпить за победу. Идея хорошая, вот только по глазам ученого читалось, что не больно-то он верит заявлениям дальноведущих.

Дружеские посиделки продолжались до поздней ночи. Брянский сумел уговорить гостей задержаться у него до отъезда. Владмир и его друзья сначала отнекивались, но потом согласились.

Следующий день принес очередные новости. Рано утром кайсаки прорвали вендскую оборону на плацдармах и вырвались на оперативный простор. Ведущие дальновещания напрасно успокаивали зрителей, дескать, все хорошо, наши войска отступили на заранее подготовленные позиции, враг несет страшные потери, и скоро его наступательный порыв выдохнется, разобьется о гранит вендских укреплений.

Вернувшийся из академии Гельмут Брянский сообщил, что все серьезнее, чем кажется, кайсаки уже перерезали линию чугунки между Жигулями и Святославлем, два вендских корпуса окружены на берегу Волги и вынуждены окапываться. Воздушное сражение тоже идет не так, как надо, противник уверенно завоевывает превосходство в небе. Пусть кайсацкие самолеты избегают летать над укрепрайонами, но зато постоянно висят над наступающими частями, сбивают вендские бомбардировщики и штурмовики, непрерывно бомбят войсковые колонны.