Кира Лихт - Пепел и пламя [litres]

И вот Маэль мягко отодвинулся от меня:

– Слишком много одежды.

Он стащил через голову свою теплую толстовку и бросил ее на пол.

Мы снова соединились в долгом поцелуе, пока я не начала задыхаться.

– Одежды все еще слишком много, – сказав так, я потянулась к его футболке.

Маэль сдернул ее с плеч. Его раны почти зажили, ушибы и синяки побледнели. Рассматривая Маэля, я заметила вспыхнувшую над сердцем огненную корону.

– Помнишь ту ночь, когда я пришел к тебе впервые? Ты в то время еще не подозревала, кем являешься? – с негромким смешком Маэль взял меня за руку. – И помогла мне, как сейчас, снять футболку.

– И ты отметил меня огненной короной.

Маэль кивнул. Поняв, что он ждет моего одобрения, я улыбнулась. Он положил мою руку к пылающей отметине. На этот раз я ощутила силу, которую она источала. Почувствовала, как Маэль передал мне частичку самого себя.

– Я часто вспоминал то мгновение. Меня впечатлила твоя сила воли и… – он запнулся и вдруг смутился.

– И что?

Он поднял на меня взгляд:

– И то, как ты без труда на меня влияешь.

– Ну, этот талант я могу подтвердить, – я убрала руку с клейма и медленно скользнула ею по обнаженной коже Маэля, чувствуя, как тот затаил дыхание. Его тело так прекрасно. Спортивное, твердое, мужественное. Снова носить его корону было приятно. Мне казалось это не отметиной, скорее знаком привязанности. И все же у меня возник вопрос:

– Разве это возможно? Как ты выдерживаешь этот знак Гадеса, хотя в твоих венах течет не его кровь? Она ведь не должна работать?

– Огненная корона – отметина, которую получают все сыновья Аида. Но она есть также у Персефоны. У Оркуса, у Эриний и других низших божеств, подвластных ему. Метка никак не связана с кровным родством. Она скорее как логотип бренда, к которому мы все принадлежим, не больше.

– Так она все равно работает?

– По ней Аид не узнает, что я не его сын.

– Теперь я спокойна.

– Милая, с кем ты говоришь? – вдруг донеслось из-за двери.

– Пап, мы тут с Джиджи болтаем! – крикнула я.

Маэль быстро схватил футболку с толстовкой и молча бросился в сторону ванной. Затем поманил пальцем Эванджелину, и она тут же подлетела к нему. Маэль бесшумно скрылся за дверью.

– Дорогая, отопри дверь на минуточку, мы пожелаем тебе спокойной ночи, – настаивал папа.

Я сделала вид, что попрощалась с Джиджи, – благо, мой телефон лежал под рукой прямо на кровати, рядом с дневником прабабушки. Затем с шумом подошла к двери, открыла ее и одарила папу лучезарной улыбкой.

– Доброй ночи, пап.

Он пробежался взглядом по столу, на котором все еще лежала груда учебников. Я не стала ему говорить, что это были материалы для исследования моих многочисленных новых «способностей».

– Незачем так долго засиживаться над уроками, – произнес папа с легким укором в голосе. – Завтра будет еще один день.

– А я уже все, – радостно ответила. Плюхнувшись на кровать и скрестив ноги, я подняла телефон и дневник. – Вот, гляди, чем я занимаюсь. Почитала немного, потом поболтала по телефону. Завтра мы договорились встретиться с друзьями, поэтому я сделала всю домашнюю работу сегодня. Так что завтра у меня весь день свободный.

– Здорово, – улыбнулся папа. Он был доволен. – Тогда оставлю тебя в покое. Не ложись слишком поздно. Доброй ночи.

Я со своей кровати махнула рукой, подобно королеве перед двором:

– До завтра, пап.

Он закрыл дверь. Дождавшись, когда папа пройдет по коридору до спальни, я цокнула языком в надежде, что Маэль услышит. В следующую секунду дверь в ванную открылась. Маэль молча сделал мне знак, спрашивая, можно ли ему выйти, и я кивнула. С Эванджелиной на плече он выскользнул из ванной, закрыл дверь и обернулся ко мне. Маэль не надел футболку. Не сомневаюсь, мысли у нас сходились. Что, если бы он сел на кровать рядом со мной? Что тогда бы случилось? Чем кончилось? Я знала его всего месяца два. Два месяца, за которые он стал мне очень близким человеком. За два месяца притяжение между нами становилось все сильнее и сильнее. В эти два месяца я часто размышляла, что бы случилось, окажись мы с ним в моей спальне наедине.

Маэль казался каким-то напряженным. Расправив плечи, он отнес Эванджелину к столу и осторожно посадил. Та сразу же принялась дальше играться с ручками. Маэль обернулся ко мне. Мы оба молчали. Наконец он указал мне на ванную комнату, в которой лежала его одежда.

– Мне нужно?.. – он не договорил.

Я помотала головой. Набравшись смелости, протянула ему руку. Маэль крепко стиснул зубы, мышцы на челюсти напряглись. Он скользнул по мне взглядом… мешковатая пижама… тень от бретельки лифчика…

Я опустила руку. Момент был упущен.

Мы смотрели друг на друга. Маэль не шевелился, и я всеми силами старалась не показать, что поняла его реакцию, что она мне не понравилась. Я прибрала на постели. Положила телефон на тумбочку, снова завязала шнурок на дневнике. Подняв взгляд, я обнаружила, что Маэль стоит рядом с кроватью. Поместив дневник на тумбочку, я вопросительно уставилась на него.

Сердце Маэля билось так сильно, что я видела его пульсацию под ребрами. Сам он стоял неподвижно, будто обратившись в соляной столп. Я понятия не имела, что ему сказать, не знала, чего на самом деле хочу, поэтому следовала его примеру и сохраняла молчание. Нырнув под одеяло, я устроила голову на подушке и погасила свет. Вообще расчет бы на то, что Маэль исчезнет так же бесшумно, как и появился. Так я пролежала в полной темноте целую вечность. Тишину нарушала лишь Эванджелина, негромко шебуршившаяся на столе. Маэль желал остаться? Тогда почему просто не взял себе плетеное кресло? Я сама не знала, чего хотела. Чтобы он лег рядом со мной? Хотела того, к чему это бы привело? Сейчас? Позже? Однажды? Я запуталась, но в то же время тосковала по нему каждой клеточкой своего тела. Тосковала по тому, чему еще не могла дать точного названия. По чувствам, о которых только догадывалась, но никогда не испытывала. Я хотела, чтобы Маэль ушел? Хотела, чтобы он остался?

Вдруг раздались два похожих коротких звука, происхождение которых я не смогла определить. Затем Маэль лег прямо на одеяло рядом со мной, но не вплотную. Видимо, он сбрасывал на пол обувь. В тишине отчетливо слышалось его тяжелое дыхание.

– Как ты с этим справился? – прошептала я.

– С чем? – Его голос звучал мрачно и хрипло.

– С тем, что твоя мать – Никта. Подумал, что будешь делать, когда все разрешится?

– Одно мое существование противоречит заветам темных богов. Полагаешь, они не заставят мою собственную мать убить меня?

– Никта – твоя мать. Она скорее умрет сама, только бы с тобой ничего не случилось.

Маэль тихо вздохнул:

– Знаешь, прежде я много раз задавался вопросом, почему все так. Почему мне очень нравится сияние луны. Почему я встаю по ночам, чтобы читать при лунном свете. Почему мне кажется, будто ночь придает мне сил. Будто мои тени не злые. Они не похожи на порождение подземного царства. Я всегда считал себя чудаком. Мечтателем, фантазером, который за свое бесконечное существование просто начитался книжек, историй, фантастических сказок. Но теперь, вспоминая все это, я понимаю, что чувствовал. В глубине души я знал, что за этим кроется нечто большее.