Гай Кей - Тигана [litres]

– Эанна, возлюби меня, Адаон, спаси меня, Мориан, храни мою душу…

Старик холодно улыбнулся. Две недели, по меньшей мере. Водянистая овсянка по утрам. Подгоревший, безвкусный кав. Горький чай из маготи. Он несколько мгновений стоял неподвижно, все еще слабо улыбаясь, вдыхая свежий, прохладный воздух. К счастью, ветер сжалился и немного утих, и его кости чувствовали себя превосходно. Подняв лицо навстречу дуновению ночи, он почти мог ощутить привкус наступающей весны.

Старик тщательно прикрыл за собой дверь и двинулся по тропинке к сараю, ощупывая тростью дорогу перед собой. Он вырезал эту трость, когда был еще зрячим. Много раз он ходил с ней во дворце, отдавая дань жеманству распущенного двора. Ее ручка была вырезана в виде головы орла, с любовно выполненными глазами, широко раскрытыми и полными яростного вызова.

Возможно потому, что он в эту ночь убил человека второй раз в жизни, Дэвин вспоминал другой, более просторный сарай для скота из прошедшей зимы в Астибаре.

Этот был гораздо скромнее. В нем находились всего две дойные коровы и пара коней для пахоты. Но он был добротным и теплым, в нем пахло животными и чистой соломой. Стены без щелей не пропускали резкого ветра, солому недавно сложили, пол был чисто подметен, различные орудия труда аккуратно развешаны и разложены вдоль стен.

По правде говоря, ему следовало проявить осторожность, а не то запах и атмосфера этого сарая могли унести его в прошлое намного дальше минувшей зимы. Домой, на ферму в Азоли, о которой он старался никогда не вспоминать. Но Дэвин устал, совсем обессилел после двух бессонных ночей и поэтому, как ему представлялось, оказался беззащитным перед подобными воспоминаниями. Правое колено, вывихнутое в горах, невыносимо болело. Оно распухло и стало в два раза больше обычного, до него нельзя было дотронуться. Ему пришлось идти медленно, прикладывая неимоверные усилия, чтобы не хромать.

Все молчали. Никто не заговорил с тех пор, как они добрались до окраины деревни примерно из двух десятков домишек. Единственным звуком в последние минуты, после того как они привязали коней и пошли пешком, была тихая мелодия флейты Алессана. Он играл ту самую колыбельную из Авалле, и Дэвин подумал, только ли он один узнал ее или Наддо тоже.

Здесь, в сарае, Алессан продолжал играть, так же тихо, как и раньше. Мелодия тоже старалась унести Дэвина назад, к его семье. Он сопротивлялся: если он поддастся, в том состоянии, в котором пребывает сейчас, то, вероятно, в конце концов расплачется.

Дэвин попытался представить себе, как звучит эта неуловимая, ускользающая мелодия для людей, прячущихся за стенами своих лишенных света домов в эту ночь Поста. Компания призраков, проходящая мимо, вот чем они показались бы этим людям. Восставшими мертвецами, идущими за давно забытой мелодией. Он вспомнил, как пела Катриана в лесу Сандрени:

Интересно, подумал он, где она в эту ночь. И Сандре, и Баэрд. Увидит ли он их снова. В начале этого вечера, удирая от погони в ущелье, он думал, что погибнет. А теперь, два часа спустя, они уже убили двадцать пять барбадиоров, объединившись с теми самыми разбойниками, которые их преследовали, и трое разбойников здесь, в неизвестном сарае, вместе с ним слушают, как Алессан играет колыбельную песню.

Даже если он проживет сотню лет, все равно ему не постичь всех странностей жизни.

Снаружи послышался шум, и дверь распахнулась. Дэвин невольно замер. И Дукас ди Тригия тоже, рука его потянулась к мечу. Алессан бросил взгляд на дверь, но его пальцы не дрогнули на дырочках свирели, и музыка продолжала литься.

Сгорбленный старик с львиной гривой седых волос постоял секунду, облитый сзади неожиданным лучом лунного света, потом шагнул внутрь и прикрыл за собой дверь своей тростью. После этого в сарае снова стало темно, и несколько мгновений ничего не было видно.

Все молчали. Алессан даже не поднял глаз. Нежно, с чувством, он закончил песню. Дэвин смотрел на него, пока он играл, и спрашивал себя, единственный ли он здесь человек, который понимает значение музыки для принца. Он думал о том, что довелось пережить Алессану за один лишь прошедший день, о том, навстречу чему он ехал, и в его душе шевельнулось сложное и неловкое чувство под звуки печальных последних нот песни. Он увидел, как принц с сожалением отложил в сторону свирель. Отложил в сторону принесенное музыкой облегчение и снова взвалил на себя бремя. Все виды бремени, которые достались ему в наследство, как цена его крови.

– Спасибо, что пришел, – тихо сказал он стоящему у двери старику.

– Ты передо мной в долгу, Алессан, – ответил тот чистым, сильным голосом. – Ты обрек меня на прокисшее молоко и испорченное мясо на целый месяц.

– Этого я и боялся, – ответил Алессан из темноты. Дэвин услышал нежность и неожиданный смех в его голосе. – Значит, Менна не изменилась?

Старик фыркнул:

– Менна и перемены – несовместимы. С тобой новые люди, а одного друга не хватает. Что случилось? С ним все в порядке?

– С ним все хорошо. Он находится к востоку отсюда на расстоянии половины дня езды. Мне надо тебе о многом рассказать. Я приехал не просто так, Ринальдо.

– Это-то я понял. У одного человека нога порвана изнутри. А у второго рана от стрелы. Оба чародея в плохом настроении, но я никак не могу вернуть им недостающие пальцы, и никто из них не болен. Шестой человек сейчас меня боится, но бояться не надо.

Дэвин ахнул от изумления. Стоящий рядом Дукас громко выругался.

– Объясните это! – яростно заворчал он. – Объясните все!

Алессан смеялся. И мужчина, которого он назвал Ринальдо, тоже смеялся, только тише.

– Ты избалованный и мелочный старик, – сказал принц, все еще посмеиваясь. – Тебе нравится пугать людей просто ради собственного удовольствия. Тебе должно быть стыдно.

– В моем возрасте осталось так мало удовольствий, – возразил тот. – Неужели ты мне откажешь и в этом? Говоришь, тебе надо о многом рассказать? Так рассказывай.

Голос Алессана стал серьезным:

– Сегодня утром у меня была встреча в горах.

– А, я думал об этом! И что из нее следует?

– Все, Ринальдо. Все. Это лето. Он сказал «да». У нас будут письма. Одно к Альберико, одно к Брандину и одно к губернатору Сенцио.

– А, – снова сказал Ринальдо. – К губернатору Сенцио. – Он произнес это тихо, но не смог совсем скрыть волнение в голосе. Старик сделал шаг вперед. – Никогда и не мечтал дожить до этого дня. Алессан, мы собираемся действовать?

– Мы уже начали. Дукас и его люди сегодня сражались вместе с нами. Мы убили кучу барбадиоров и Охотника, шедшего по следу нашего чародея.