Гай Кей - Тигана [litres]

Оказавшись у двери, он уже почти летел. И все же Алессан был рядом с ним, а Ровиго отстал лишь на шаг. Дэвин сшиб кого-то с ног, когда они выскочили в темноту. Он не оглянулся.

«Эанна, смилуйся, – молча молился он, снова и снова, пока они мчались в сторону восходящих лун. – Богиня Света, не допусти этого. Только не это».

Но вслух он ничего не говорил. Он несся к замку в темноте, и страх сидел в нем, как живое существо, принося ужасное предчувствие смерти.

Дэвин знал, как быстро умеет бегать, он всю жизнь гордился своей быстротой. Но Алессан несся как одержимый, едва касаясь земли, и не отстал от него, когда они достигли Губернаторского замка. Они одновременно свернули за угол, подбежали к садовой стене и тут остановились, глядя вверх, сквозь ветви громадного раскидистого дерева седжойи. Они слышали, как сзади к ним подбежали Ровиго и кто-то еще. Они не оглянулись. Они оба смотрели в одну точку.

В одном из самых высоких окон вырисовывался на фоне света факелов силуэт женщины. Знакомый им силуэт. В длинном черном платье.

Дэвин упал на колени в залитом лунным светом переулке. Он хотел вскарабкаться на стену, хотел громко крикнуть ее имя. Его окутывал сладкий аромат цветов теин. Он посмотрел на лицо Алессана и быстро отвел взгляд от того, что увидел в нем.

Как она любит играть?

В основном не любит, и особенно вот так. Она никогда не была любительницей игр. Она любила плавать, бродить в одиночестве утром по пляжу. Любила гулять в лесу, собирать грибы и листья маготи для чая. Она всегда любила музыку и еще больше полюбила ее после знакомства с Алессаном. Да, лет шесть или семь назад она начала иногда видеть сны о том, как где-нибудь в мире найдет любовь и страсть. Но ей нечасто это снилось, и у мужчины в ее снах почти никогда не было лица.

Но сейчас рядом было мужское лицо, и это был не сон. И не игра. Это была смерть. Выход и финал. Свеча, которая начнет пожар, прежде чем погаснуть.

Катриана лежала на его кровати, обнаженная для его взглядов и прикосновений, и только украшения сияли на запястье, на шее, в ушах и в волосах. Во всех уголках комнаты ярко горел свет. По-видимому, Ангиару нравилось видеть, как женщины отзываются на то, что он делает.

– Ложись на меня сверху, – пробормотал он ей в ухо.

– Потом, – ответила она.

Он рассмеялся хриплым, горловым смехом и перекатился на нее сам. Он тоже был без одежды, не считая белой рубахи, распахнутой спереди и открывающей тонкие светлые волосы на его груди.

Он был искусным любовником, и очень опытным. Именно это в конце концов и позволило ей убить его.

Он нагнул голову к ее груди перед тем, как проникнуть в нее. Взял в рот сосок, удивительно нежно, и начал водить вокруг него языком.

Катриана на мгновение прикрыла глаза и издала звук, подходящий, как она считала, в данный момент. Потом кошачьим жестом вытянула над головой руки, чувственно извиваясь всем телом под напором его рта и рук. Взялась за черный гребень в волосах. «Рыжая лисичка». Она снова застонала. Его руки скользнули между ее бедрами, потом вверх, губы не отрывались от ее груди. Она вынула гребень из волос, нажала пружину, и из него выскочило лезвие. А потом, не торопясь, словно у нее в запасе было полно времени, словно это единственное мгновение было суммой всех мгновений ее жизни, она опустила кинжал и вонзила ему в горло.

И его жизнь закончилась.

На оружейном рынке Сенцио можно купить что хочешь. Все, что угодно. В том числе женское украшение с потайным лезвием. И с ядом на лезвии. Украшение для волос, черное, со сверкающими камешками, один из которых нажимает скрытую пружину и высвобождает лезвие. Изящная, смертоносная вещица.

Сделанная, конечно, в Играте. Так как в ее сегодняшнем плане это было основным.

Голова Ангиара откинулась назад от шока. Рот его скривился в непроизвольном оскале, глаза вылезали из орбит в предсмертной агонии. Из горла толчками лилась кровь, пропитывая простыни и заливая Катриану.

Он испустил жуткий вопль. Скатился с нее, с кровати, на покрытый ковром пол, отчаянно вцепившись в свое горло. Снова закричал. Из него вытекало так много крови. Он пытался остановить ее, прижимая ладони к ране. Это не имело значения. Его убьет не рана. Катриана смотрела на него, слышала, как прекратились крики, сменившись мокрым, булькающим звуком. Ангиар Барбадиорский медленно перевалился на бок, все еще с открытым ртом, из его горла на ковер текла кровь. А потом его голубые глаза затуманились и закрылись.

Катриана взглянула на свои руки. Они были спокойными. И таким же было биение ее сердца. В то мгновение, которое вобрало в себя все мгновения ее жизни. Выход на сцену и финал представления.

Кто-то яростно забарабанил в запертую дверь. Раздались испуганные крики и взрывы проклятий.

Она еще не закончила. Нельзя было позволить им схватить ее. Она знала, что может сделать магия с рассудком. Если они ее схватят, то схватят и всех ее друзей. Они все поймут. Она не питала иллюзий и знала, что придется сделать последний шаг, с того самого момента, когда придумала этот план.

Они уже пытались выбить дверь. Дверь была большой и тяжелой, способной продержаться несколько секунд. Катриана встала и вновь надела платье. Сейчас ей не хотелось оставаться обнаженной, она даже не могла бы толком объяснить почему. Перегнулась через кровать, взяла игратянское оружие, это сверкающее орудие смерти, и, стараясь не задеть отравленное лезвие, положила его рядом с Ангиаром, чтобы его быстро нашли. Было необходимо, чтобы его нашли.

Со стороны двери донесся резкий звук ломающегося дерева, снова крики, шум и суматоха в коридоре. Она подумала, не поджечь ли комнату – пожар от свечи, ей было приятно это представлять, – но они должны были найти тело Ангиара и увидеть, что именно его убило. Катриана открыла окно и встала на подоконник. Форма окна была элегантно удлиненной, настолько вытянутой вверх, что она легко встала во весь рост. На мгновение она посмотрела вниз. Комната находилась над садом, достаточно высоко над ним. Более чем достаточно. Аромат деревьев седжойи плыл вверх вместе с тяжелым, сладким запахом цветов теин и других ночных цветов, названия которых она не знала. Уже взошли обе луны, Видомни и Иларион, и наблюдали за ней. Она какое-то мгновение смотрела на них, но молитва ее была обращена к Мориан, потому что уходила она к Мориан, в самые последние врата.

Она подумала о матери. Об Алессане. О его мечте, которая стала ее мечтой и ради которой она сейчас должна умереть в чужой стране. Мельком вспомнила об отце, понимая, что все это произошло из-за желания исправить его ошибку, из-за того, что каждое поколение накладывает отпечаток на следующее так или иначе. «Пусть этого будет достаточно», – молилась Катриана, направляя эту мысль, как стрелу, к Мориан в ее Чертогах.