Хафса Файзал - Избавители звезд [litres]

Лана подтолкнула её.

За спиной султана, словно призрак ночи, стоял Насир. Его лицо было непроницаемым, а взгляд был прикован к спине султана. Кто-то спрятал его волосы под клетчатый тюрбан, уложив тот аккуратными складками и украсив серебряным обручем. Но одна непокорная прядь выбилась у виска, придавая ему немного мальчишеский вид. Его богато расшитый тауб с воротом, украшенным серебром, был тщательно подогнан по стройной фигуре. Он выглядел так элегантно, так царственно… и безоружно, хотя последнее – Зафира знала – было лишь видимостью.

«Он прекрасен», – шептало ей сердце.

Султан опустился на трон. Насир остался стоять рядом, скользя взглядом по залу, когда все сановники садились на места.

– А вот и тот самый взгляд, – чуть слышно проговорила Кифа.

Зафира встретилась с ним взглядом, увидела лихорадочный блеск в его глазах и едва сдержала дрожь, чуть не пропустив, как дёрнулся уголок его рта в усмешке, прежде чем лицо снова стало привычной маской.

«Разве нельзя соединить всё это?»

Когда султан вскинул голову, зал погрузился в молчание.

Зловоние от крови наполнило комнату, перенося Альтаира на поля сражений – куда угодно отсюда. Стойкость Льва казалась немыслимой – не единожды он закатывал свои янтарные глаза, но ни разу не потерял сознание. Его взгляд был затуманен, но он сохранял ясность разума, пока Айя резала и перекраивала его тело, попутно исцеляя.

И чувствовал себя Лев явно лучше, чем Альтаир.

– Он убьёт тебя, – сказал генерал. Несмотря ни на что, Лев бесконечно ненавидел всех сафи.

Айя лишь улыбнулась своей неизменной мечтательной улыбкой – той же улыбкой, как много лет назад, когда пропускала волосы Альтаира сквозь пальцы. Когда только родился её сын.

– Подумай, чему ты помогаешь свершиться, – молил Альтаир, не заботясь о том, что Лев был свидетелем его слов.

– Рождению нового мира, – проговорила Айя. – Если бы не Сёстры, Беньямин был бы жив. И мой сын был бы жив.

– Ты только послушай себя! – рявкнул Альтаир, снова забившись в руках ифритов. Но его силы иссякали, и даамовы ноги подгибались. – Лев убил Беньямина, прямо на моих глазах.

Лев лишь моргнул, глядя на неё.

– Не верь домыслам безумца, прекрасная Айя. Беньямин был мне как брат – он ввёл меня в ваш народ. Он заботился обо мне, как никто другой.

Альтаир изумлённо уставился на него.

– Так спроси его, как именно Беньямин погиб на острове, где единственным врагом был Лев.

Айя остановилась, и её пальцы замерли над грудью Льва. Она обернулась к Альтаиру, и в её взгляде отразилась тень здравого смысла.

– Защищая ещё одного потомка Сестёр, – просто сказал Лев, и сафи вздохнула, беря что-то из инструментов. – Видишь? У нас от них всегда были лишь одни беды.

«Султановы зубы…»

– Посмотри, Айя, ты даруешь ему силу, перед которой питали трепет даже сами Сёстры.

– И этой силой я распоряжусь достойно, ибо я страдал, как и ты, как Сёстры никогда не страдали.

Айя посмотрела на Альтаира расширившимися глазами. Её взгляд был мягким, и он посмел надеяться…

– Это правда, да?

«Нет…»

Её руки сомкнулись на сердце – на том самом сердце, которое Сёстры доверили им. Ему, Альтаиру. Когти ифритов впились в его кожу.

– Айя, прошу, – молил Альтаир, но она проигнорировала его, от усердия высунув язык.

В миг, когда пульсирующее сердце было помещено на место, прозвучал вздох.

Альтаир беззвучно всхлипнул. Грудь Льва быстро вздымалась и опадала, пока он привыкал к новым ощущениям. Руки Айи были залиты алым и чёрным, и магия помогала ей сращивать сосуды с невероятной болезненной точностью.

Но она пока не закончила. И Альтаир всё ещё не погиб.

Он освободил свой разум, стирая всю боль, и собрал то, что ещё оставалось от его сил. Но даже если бы он высвободился из хватки ифритов, у него не было оружия. И он не мог поразить Айю лучом света из-за даамовых оков-браслетов. Не мог даже вонзить в неё нож, который лежал слишком далеко.

Нет… он мог бы свернуть ей шею голыми руками.

С силой он рванул вперёд – так, что клацнули зубы – и упал на колени. Ифриты потеряли равновесие. Взгляд Льва сверкнул. Айя прижала окровавленную руку ко рту, глядя на внезапный хаос.

– Айя, милая, – мягко подстегнул её Лев, хотя его голос выдавал тревогу, – заверши то, что начала.

Сыпящий искрами посох устремился в живот Альтаира. Генерал вывернулся и со всей силой ударил запястьями, закованными в браслеты, в грудь ифриту. Второй посох ударил в стену прямо над головой Альтаира, и он схватил ифрита за костлявую шею, сжимал, пока тот не извернулся и не сбежал с визгом.

Оставшиеся два ифрита вцепились когтями ему в руку, пуская кровь, и Альтаир с шипением оттолкнул их, запоздал на мгновение, чтобы сориентироваться – теперь, с одним глазом, это было сложнее. «Забудь про Айю…» Лев распростёрся на спальном мешке. Генерал прыгнул, но внезапно его отбросило ударом тени.

Магия…

Лев удовлетворённо вздохнул. Под пальцами Айи золотистая кожа затягивалась, хотя капли чёрной крови всё ещё окрашивали её.

– Такое рвение, Альтаир, – хрипло проговорил он. – Неужели ты в самом деле полагаешь, что я буду лежать здесь просто, без предосторожностей?

Альтаир не тратил время зря – бросился на Айю, готовый оттащить её от Льва, когда ужас заставил его застыть на месте.

Изо рта сафи хлынула кровь. Она кашляла, потрясённо глядя на кровь, хлынувшую из раны под ладонью. Нож был вонзён ровно под её грудью, и Лев выпустил рукоять.

– Какая ирония. – Он тихо рассмеялся, поднялся, покачиваясь, ослабевший от потери крови. – Что там говорил Беньямин?

«Цена dum sihr всегда велика».

С изумлённым вздохом Айя осела в руках Альтаира. Сколько раз она лежала в его объятиях вот так?

Сафи подняла руку, коснулась его лица окровавленными пальцами. Её абайя была пропитана кровью – и Льва, и её собственной.

– Я справилась, sadiqi?

«Нет, милая Айя… Искажённая Айя… Возлюбленная Айя, разрушившая всё».

– Ш-ши, молчи…

Он был зол на неё, невероятно зол! Но тоска была сильнее.

– Исцели рану, – его рука дрожала, когда он сжал её ладонь, поднёс к её груди. – Айя. Исцели себя.

Она не шелохнулась.

– Ты должен знать. – Её дыхание срывалось. – Я никогда не переставала любить тебя. Пыталась, но боль была слишком велика.

И тогда он ощутил всю силу этих эмоций. Ларец, в котором он таил каждую тёмную мысль, всю силу чувств, слишком великую для его души. Боль сорвала замки, и чувства затопили его, вырывая из груди хриплый всхлип.

– Пустая жизнь – судьба страшнее смерти, – прошептала Айя.

Смысл этих слов, горьких, одиноких, осел в нём, а потом свет в её взгляде угас.